На открытом патио, с видом на Средиземное море, прихватив за плечи дочь, говорил с ней её отец. В аэропорту в Париже, – когда мы разлетелись, Амина отправилась к нему, чтобы напомнить о родных узах, да и просто сменить обстановку. Небольшое открытое патио, покрытое слоем белого песка, казалось, сейчас утонет в морской синеве; мощный вал накатывал, разбиваясь о волнорезы, на которых гулко, со звоном колокольчика на ноге, пританцовывали красные вихри кварца.
— Посмотри на своего Вальдемара, его Кибла смотрит не в ту сторону. Мы найдём жениха поинтереснее. В Танжере у меня есть знакомый, он устроит тебя в фирму по нефтяным перевозкам. Останешься у меня, если захочешь: здесь – твой дом родной.
— Папа, ты не понимаешь…
— Это ведь так просто.
— Нет, но это я просто знаю.
— Ты ещё ничего не знаешь. Вы – разные. Ты – дочь моя, Амина, а он – обыватель в мире грёз; ему льстит, что ты красива и молода; но со временем вы начнёте отдалятся друг от друга, потому что он привык блуждать в своей неверности. Поверь, что я тебе говорю.
— Не захочет, – бросилась в объятия отца Амина и уткнулась лицом в его лёгкие одежды.
— Подумай о себе, – успокаивал её отец. – Пойдём, я тебя кое с кем познакомлю…
Сотни свечей канделябров озаряли дворцовый зал, снятый в аренду. Покрашенная под старину бронза добавляла помпы в экспрессию. Отделка под мрамор указывала на нехитрый дизайнерский ход, а пыльные драпированные шторы лишь подчеркивали важность момента. Проходила неформальная встреча: за круглыми столами, с чистыми белыми скатертями, располагались гости. Руководство решило, что в этот раз обязательным цензом будет костюмированное шоу, а программа будет многообещающей и насыщенной. На сцене играла какая-то западная группа, специально привезённая по случаю корпоратива. Официанты незаметно стояли вдоль колонн, пристально следя за гостями, чтобы у тех не опустошались бокалы. Одним словом, вечер задался, и рабочий класс загудел паровозом. В паузы между песнями, с хохотом гостей, врывался звон столовых приборов; по рукам гуляли тарелки с салатами и закусками; промахнуться вилкой было недопустимо. Музыкальная «банда» заиграла вновь, а общество поделилось на застольные мнения: гости общались только в своих группах.
За нашим столом находился целый отдел, благодаря которому в прошлом году редакции удалось наскрести на премии. Справа от меня сидел экскаваторщик Саня – начальник транспортного отдела: додумался на прошлой неделе заасфальтировать городскую брусчатку. Костюм бэтмана был ему впору; маска на голове – чуть съехала, для него вечер только начался. Он обновлял всем бокалы и общался преимущественно с Вероникой, которая сидела рядом с ним в костюме женщины-кошки: яркий маникюр, кожа в обтяжку; ещё одно слово, – и «маска вообще слетит с твоей головы». Прекрасный специалист финансовых дел Вероника получила образование в Грузии, но начинать карьеру всё равно пришлось с персонального менеджера. Слева от меня в костюме железного дровосека пристально за всем наблюдал Петруха: тик выдавал его напряжённость. В позапрошлом сезоне он устроил хакерскую атаку, случайно похерив все корпоративные ключи. Систему пришлось перезаливать, а сервера восстанавливать. В наказание было решено разжаловать его в дауншифтеры, временно сослав на необитаемый остров в Юго-Восточной Азии. Краски заиграли, и из нашей компании временно отделился корректор: вместо того, чтобы направиться в комнату для джентльменов, он проследовал прямо к сцене, на которой загорелый певец надрывал жилы. Стоя у колонки, в ожидании чего-то судьбоносного, Фёдор Архипович пытался перекричать играющего на сцене музыканта, видимо, хотел отличиться, и произвести впечатление на Веронику. Певец же продолжал петь, буквально стряхивая его со штанины. Фёдор Архипович, в костюме весёлого енота: шерсть дыбом, хвост трубой – не унимался: выпрашивал жестами гитару. Официанты вовремя спохватились, привели енота обратно, усадили. Чтобы разрядить обстановку, был предложен какой-то тост. Музыкальная группа из Скандинавии – ещё поиграла и ушла развеяться. Тишину разорвал писк микрофона, в который начал бойко говорить ведущий. За некоторыми из столов возникло оживление, и сквозь начавшиеся конкурсы послышались анекдоты, юморески и даже притчи. За столом с нами, в фиолетовом костюме звездочета скромно сидел Апологет Модестович, наш любимый шеф-редактор. Гуманитарный склад ума; неприязнь ко всему меркантильному; чувство обострённой диспропорции в мире; стремление к изяществу. Я сделал вид, что участвую в конкурсе на знание географических названий, но сам слушал, что говорил шеф-редактор: оценка ценностей, куда причислялось искусство в сравнении с банальностью; прекрасный собеседник, вынужденный носить этот дурацкий колпак, чтобы достучаться до малодушных сердец. Недюжинный интеллект, личность, способная мыслить образами и категориями, не размениваясь на мелочи.
— Вот козёл! – вернул меня к реальности дизайнер Костя, который заподозрил подтасовку среди участников словесной дуэли. Ведущий спустился со сцены и подошёл к нашему столу:
— А сейчас конкурс с подвохом. Разыгрывается бутылка «Абсолюта» с автографами музыкантов. — Не отрываясь от микрофона, он обратился к Лейле Якиной и Мстиславу Нервяку – из отдела доставки и распространения; конкурсы с подвохом никто из них на дух не переносил, поэтому их быстренько заставили в них участвовать. Их выдернули под общие ободряющие аплодисменты и отправили к остальным на сцену.
Лейла была в костюме лисички, а Мстислав – в дорогом костюме Джека-воробья, который получил приз за самое необычное движение – финт ушами. Лисичку же оставили на сцене: теперь ей предлагалось описать тех, кого она помнила за соседним столом. Как оказалось, она никого не помнила, и бутылка «Абсолюта» опять ушла не тем.
Дизайнер Костя негодовал. Бэтман уже сидел без маски: красное от жары лицо, мокрые торчащие волосы. Внезапно – разом вдруг возникла тишина, в которую с грохотом ворвались слова шеф-редактора-звездочёта:
— Первый секс часто случается задолго до первой влюблённости, – пытался он перекричать самого себя в общении с Галиной Леонидовной – нашей бухгалтершей.
Я поймал себя на мысли, что в нашей компании кого-то не хватает. Точно. Фёдор Архипович. Среди нас его не было. Зато было видно, как у сцены опять гуляет енот. Кто-то из нас был за то, чтобы его вернуть, а кто-то – требовал довершения конфуза, и как следствие – приза за самый прекрасный финт хвостом…
На следующий день в редакции было шумно. Всем было не до работы и, несмотря на то, что главный был у себя, все пили шампанское, чего на работе ранее не дозволялось.
В кабинет к главному вошла Вероника с двумя чашечками чая. Николаич общался с шеф-редактором, дорабатывая очередную вёрстку. Главред на удивление был сегодня каким-то по-особенному спокойным и даже немного растерянным:
— Замени здесь Иерусалим на Мекку; здесь – статую Юпитера в Риме замени Святым Петром, а вот здесь – Венеру – на Деву Марию.
— Думаете сказать сейчас?
— Нет. Пусть спокойно работают. Соберём всех в понедельник, тогда и объявим. Все сотрудники останутся, по крайней мере, мне так обещал покупатель журнала.
— Твоими бы устами, Николаич, хотя, как правило, всё всегда происходит наоборот.
На меня перекинула звонок Вероника, сказав, что он из Марокко:
— Ало, привет, это Амина… Мы не сможем быть вместе.
