— считаю собрание открытым – провозгласил пышущий оптимизмом рекламатор держа в руке гранёный стакан наполненный водопроводной, с желтым отливом водой.
Скрипнула дверь и в помещение протиснулась моложавая особа с газетным свёртком, пытаясь быть невидимкой она сгорбилась в три погибели и принялась пробираться на свободное место как можно тише, постоянно извиняясь перед смакующими самокрутки пролетариатом.
— Зимкина! – обратился к тщетно старающейся быть незамеченной рекламатор громогласным басом – ты почему босиком?, где твоя сознательность?, вздумала позорить нас тут всех вместе взятых перед журналистами, людьми так сказать культурными?!
Зимкина резко остановилась как вкопанная и посмотрела на свои ноги.
— что ты на меня зыркаешь своими глазюками как шарикоподшипниками? – не унимался рекламатор, повышая градус суровости в голосе.
Зимкина подняла вверх газетный свёрток, мол здесь обувь.
— хорошо, садись – унялся наконец рекламатор.
Только сейчас она поняла что на самом деле место не пустовало, под деревянной лавкой спал свернувшись калачиком известный народный артист Родя, стараясь не потревожить его безмятежный сон она аккуратно уселась на потёртую рогожей поверхность.
— мы все знаем, как напряжена обстановка в мировом пространстве, судьбоносное дело доходит до того, что нам нечего и в борщ положить или как там по правильному?.. а?, с ударениями у меня беда еще со школы, ну ладно, к делу… а как известно главное это что? – обратился с вопиющим вопросом, при этом выкатив глаза до крайней возможности, рекламатор к залу.
— что бы борщ в кастрюле кипел! – раздался чей то смешливый возглас из зала.
— верно!, и мы пригласили опытного журналиста зоолога для… формирования чёткого осознания линии поведения культурных масс средней полосы России, попросим его – рекламатор повернулся к сидящему сзади вульгарному повесе, затем обратился к залу торжественно простирая ладонь.
На первом ряду догадались что надо хлопать и с усердием принялись хлопать как заводные игрушки из «детского мира», свидетельствуя почтение, через пару мгновений весь зал заразился подобной иллюзией и хлопал до одури, не жалея мозолистых рук.
На середину зала вынесли стол, затем покрыли его белоснежной скатертью и принялись заставлять стол всевозможной едой, поставили высокое кресло и пригласили журналиста. Величаво и старательно-надменно он уселся в кресло и торжественно одел манишку, взял серебряные столовые приборы, по этикету и намекнул официанту о необходимости аперитива.
Официант быстро свинтил крышку бутылки наливки и наполнил фужер.
— не все еще понимают взаимосвязь поведения животного мира и мира людей – начал журналист пробуя нежнейшее филе поросёнка – отсутствие клыков, рогов и копыт не освобождает от кровожадного стремления управлять миром, стоит ослабить хватку и привет!, ты уже на обочине или вот… под лавкой.
— Родя в лотерею выиграл, вот и отмечает!
— а сколь выиграл?
— четвертак
— а расписку в магазине оставил на сорок!
— а разве я не говорила тебе в долг ему не давать!?, не говорила?!, а?
— тише, тише – рассвирепел рекламатор – журналист, этот образец западной культуры,приехал обучить нас можно сказать культуре, а вы как… (далее последовало словосочетание из непечатных выражений).
Зал умолк.
— я продолжу – журналист уничтожил мясной кулеш – мне думается, что вся ваша маргинальность происходит от употребления местного разливного алкоголя именуемого от чего то «шар де алкоголь»…
— зато мы полынь не жалеем!, как некоторые – принялся было кто оправдываться из зала, но строгий взор рекламатора моментально усмирил назойливого страдальца.
— полыни и правда там хватает, к тому же она настоящая, но разве так можно выйти на самоокупаемость?, ментальное тело жаждет низменных утех и получая абстрактное восприятие сепарабельного пространства перестаёт вообще чему либо сопереживать, это как виртуальная реальность.
— а ты моих детей кормить будешь, павлин разодетый!? – смекнув куда клонит этот журналист, с места поднялась Роденовского образа женщина – вы вот приехал и уехал, а нам жить здесь, и крутите по телевизору без конца этот бред -«можно всё», с мордами этими халёными, даже перерыва на рекламу не делаете!
Не выражая даже малейшего смущения журналист отведал изысканный чимичури из оленины и томно оглядел присутствующих, взглядом отставного полковника.
— значит не верите мне?, а манифест видели? – нахмурил брови журналист.
— видеть видели, но что там написано не поняли, иероглифы какие то
— тогда расписывались зачем?
— рекламатор сказал, что кто не распишется дров зимой не получит и наряд на работу больше не даст, а вы попробуй на морозе трубу металлическую лизни, тут и кончаться твои убеждения.
— значит за еду под любую дудку плясать готовы?.
Толпа насторожилась.
— да, расслабьтесь, это просто вырезка из газеты, там что то про шиншилловые шубы из собак ездовых пород, но я про другое, вам вот «бургерную» поставили, единственным пралитариям для окультуривания, а вы как не ходили туда, так и не ходите, не стыдно?
— а мы еду без первого есть отказываемся, без щей наших любимых!
— а как же социальный протест? – журналист принялся за десерт уничтожив невероятную понакоту – вот гражданка…
— Зимкина
— да Зимкина, пришла на собрание босиком, выразила тем самым протест рекламатору, уверен что в свёртке у нее две дохлых курицы.
Все посмотрели на моментально покрасневшую Зимкину. Она неуверенно принялась разворачивать свёрток и вскоре на свет показалась мурашечная, с синюрным отливом кожа курей.
Зал ахнул.
— а вы как думали, оправдывать низкую социальную ответственность голодом? – главенствовал журналист уминая свежий сырник – а теперь одевай этих дохлых кур и топай домой Зимкина!
Повинуясь требованию журналиста Зимкина пронзила сперва одну куриную тушку свой ногой, затем другую, поднялась с места и пошла в сторону выхода, люди вжимались в кресла освобождая ей дорогу.
«нет, здесь надо тоньше, значительно тоньше, здесь плотность сознания до того закостенела, что нет надежды на спасение, и беженцы точно у нас останутся, не вынесут такой хамской еды того и гляди трубы на морозе начнут лизать от любопытства и так, следуя привычке протестовать» подумал журналист и заскучал, обратился в чёрную крысу и шмыганул в заранее приготовленную щель межгосударственного портала услуг.
Народ некоторое время прибывал в недоумении, затем обнаружил возле себя по газетному свёртку, выражая любопытство принялись развёртывать шуршащую упаковку, каждый обнаружил по две курицы и тут же волна доступного волюнтаризма охватила трудовой класс и каждый нехотя принялся разуваться, не стесняясь дырявых или напрочь отсутствовавших носок, кряхтя они начали одевать на ноги липких кур, после чего стремились к выходу, туда на свежий воздух.
«и всё же стремятся народ на просторы малороссии» подумал рекламатор «надо бы нормы на талонах урезать».
На улице было свежо и прохладно, туман рассеялся и всю деревню освещала молодая Луна, светлая и кристально манящая своей звериной страстью, созерцающая каждого кто прибывает под её покровительством и опекающая заботой своим холодным свечением, завораживающая и величественная Лунная дорожка шевелилась рябью миллиардами волн и мало кто знает, что именно сейчас можно запросто пройти по ней, туда за горизонт, где впечатления граничат с чувством восторга и карусель жизненного цикла сделает полный оборот, без обломов и унизительных старческих болезней.
Рекламатор подошел к берегу, взял плоский камушек и по ребячьи запустил его, Лунная дорожка на мгновение рассыпалась и тут же восстановилась широкой полосой, рекламатор сделал первый не уверенный шаг, затем он зашагал увереннее.
«я иду на встречу новому миру, и так каждое утро… плачущая душа жаждет воцклицания живущего в ней раба, это не религия такая плохая, это я в целом ничего из себя не представляю».
