МОСКВА. РЕДАКЦИЯ
Интурист

— Думаю сделать звукоизоляцию в квартире, каждый раз, как пёрну – слышу хохот за стеной. – Талмудов ходил по арендованной в центре Баку квартире и занимался субарендой. Он разговаривал с кем-то из Москвы и почёсывал своё хозяйство. — Погоди-ка, кто-то звонит в дверь, я тебе перезвоню.  

На пороге стояли потенциальные квартиросъемщики: чернобровая дама в выразительном платке и джентльмен с орлиным профилем. Они отрешённо разглядывали номер на двери соседской квартиры и, завидев Талмудова, засуетились. Талмудов провёл их в квартиру и перешёл к презентации. Он рассказал об общей площади и высоте потолков, о наличии бойлера в санузле, о том, что иногда, чтобы зажечь газ – нужно подсветить в темноте зажигалкой, что оголённой проводки в квартире нет, а домофон не работает, так как это никому из жильцов не нужно. Молодая женщина провела пальцем по комоду, на котором был сантиметровый слой пыли…

Другая супружеская чета тоже оказалась дотошной, а вот третья показалась риелтору Талмудову симпатичной, к тому же гости были согласны подождать до пятницы:

— По цене сойдёмся, – провожал гостей Талмудов, сунув задаток себе в карман. — Вселяйтесь, когда надумаете, после пятницы. – Только он закрыл за ними дверь, как зазвонил его мобильный – номер был не определён:

— Здравствуйте, вы сдаёте квартиру?

— Да, но если бы вы позвонили чуть раньше…

— Прошу вас, не кладите трубку, она меня убьёт, если я не сниму квартиру с видом на набережную.

— Да, но квартира уже сдана, и к тому же…

— Я вам заплачу любые деньги, только прошу вас, не кладите трубку, давайте поговорим…

Талмудов завершил разговор, посчитав, что ему звонит сумасшедший… Он походил по квартире и, успокоившись, одёрнул плотную штору; открыл балконную дверь – с набережной пахнуло рыбой. Парасоли с мороженым вибрировали в синей дымке. Талмудов полюбовался раскалённым добела небом, в котором вдалеке звенели чайки, а порывы ветра перекатывали редкие барашки волн.

На Ичери Шехер Талмудов уплёл два небольших донера и запил их холодным айраном. Он не досчитался своего телефона, который оставил дома – решил за ним вернуться. Он открыл ключом входную дверь и, не разуваясь, прошёл в гостиную, к журнальному столику. Возле темно-синей кружки с красным сердечком, на стопке рекламных буклетов бесхозно лежал его мобильник, на который не так давно пришло пять непринятых вызовов. Талмудов опустился на диван, листая большим пальцем экран. Перезвонить не было возможности: номер был скрыт. Талмудов отбросил в сторону трубу, взял пульт от телевизора – хотел пощёлкать каналы. Но не успел он его включить, как телефон вновь зазвонил, и Талмудов увидел, что номер по-прежнему не определён.

— Слушаю вас.

— …Вы не понимаете, я хочу вам сказать, что готов оплатить аренду за шесть месяцев вперёд, только сдайте мне её.

— Послушайте, – вскочил Талмудов, – я же вам сказал, что квартира сдана, и мне не о чем с вами торговаться.

На какие-то секунды голос в трубке повис, и Талмудову пришлось вслушиваться в тишину, затем голос откликнулся, на этот раз тон был не таким доброжелательным:

— Ну я вас предупредил, теперь не обижайтесь.

Талмудов отшвырнул телефон и грузно промял диван: «Хрень какая-то!» Он потёр лоб и притянулся к столику – начал перебирать рекламные брошюры: «Спешите разбогатеть»; «Лучшее приложение – городской подонок», «Бежать некуда – вокруг одна пустыня – заходи в Sun of the Beach…» Талмудов взял ключи от арендованного джипа, подбросил их и вышел во двор.

С основной трассы дорога, ответвляясь, уходила вглубь кавказского хребта, постепенно превращаясь в разбитое каменное плато. У основания белых скал джип начал глотать разреженный воздух, и Талмудов приостановился, чтобы уточнить, там ли он свернул. Он посмотрел на карту, которую ветер норовил выхватить из рук – экзальтированное состояние: смешение чувств, мнительность и триумф – были посильнее ветра. Талмудов посмотрел на уходящий вверх серпантин, который проходил через охровый песчаник, из-за которого на встречу ему показалась группа седовласых мужчин. Увидев Талмудова, те остановились, из группы выделился один из них: он продолжил спуск, и под шум поступи на камнях ветер приносил его слова:

—  Салам, джаным, у тебя всё в порядке?

Не выпуская дорожную карту из рук, Талмудов мягким кивком поприветствовал старца, который уже подойдя вплотную, начал отговаривать его следовать дальше в горы. — Ты сейчас примирись с тем, чтобы туда не ехать; намечается буря, и камнепада не избежать. – Горец подал знак рукой своим соплеменникам, и те последовали за ним вниз. Талмудов успел разглядеть только что подошедшего к нему высокого лысоватого старца, который был одет в белоснежную рубашку и лёгкие хлопковые брюки. Старец подошел еще ближе – его сияющая улыбка благословляла Талмудова. При этом старец протягивал зажатую в пальцах купюру в сто манат, которую Талмудов почему-то не постеснялся взять. Следом к нему подошли еще двое: высокие безбородые кавказцы сделали тоже самое – каждый из них протянул Талмудову свою руку, в ладони которой лежало по свёрнутой купюре: ветер при этом их не срывал, не уносил. На лицах у подошедших были улыбки, и они были рады встречи. «Наверно, у них тут так принято в горах – так поступать с интуристами», – подумал Талмудов и взял еще по купюре.

— Мерси, мужчины. Я растроган. Спасибо, ребятки, выручили. Мне сейчас так нужны деньги, ведь с нами господь.

После слов Талмудова кавказцы изменились в лице. Они отпрянули от него как от прокаженного. Чтобы скрасить возникшее недоразумение, Талмудов ударился в чувства:

— Я говорю, я растроган до слёз. – Но Талмудов чувствовал, что что-то в его словах старцам не понравилось. Что-то оскорбительное и непростительное он им нанёс, раз те так от него отстранились. Может быть, они захотели его проучить? Старцы молча стояли рядком и глядели ему в лицо.  

— Ну в общем… благодарствую, – Талмудов попятился к джипу, словно избегая неизвестности, запрыгнул в него, зашвырнул карту, завёл мотор и – дёрнулся с места, оставляя из-под колёс вылетающий камнепад. «Мне кажется, они захотели меня проучить», – уже утвердительно допускал в мыслях Талмудов и поглядывал в боковые зеркала, в которых в ряд, молча в след ему глядели странники, оставшиеся на дороге.