Ксандрия была ошеломлена. Это был просто герой ее романа, ее идеал. Эти манеры, этот стиль, эта падающая на глаза челка жгуче-черных волос, эти горящие глаза… Да и человек, читающий первой встречной девушке сонеты Шекспира, не может быть прагматиком. Он идеален!
— Мне кажется, что у нас много общего, — сказал Дэниэл. -т Не будет ли вам так угодно составить мне компанию в кафе, что неподалеку, пропустить по чашечке кофе?
«Боже, никто со мной еще не разговаривал с таким уважением, так мило и возвышенно!»
— Да, я очень охотно приму ваше предложение, — ответила Ксандрия. Они направились в кафе «I’m Glad to see you».
— Два кофе пожалуйста, — сказал Дэниэл. — Или леди хочет чего-нибудь еще?
— Нет, спасибо, — ответила Ксандрия. Она не могла оторвать от Дэниэла глаз, настолько привлекателен был его образ.
— Вы любите Шекспира? — спросила она.
— Да, очень. И сам пишу стихи. Я по-прежнему неисправимый романтик, — Дэниэл был хорошим актером, он умел легко перевоплощаться. Из плохого мальчика, а точнее, не по годам жестокого садиста, он предстал молодым поэтом, романтиком, изысканным, культурным, умеющим по-достоинству оценить женскую красоту и писать ей дифирамбы. Этот образ был полным антиподом естеству Дэниэла, но он на пять с плюсом вошел в свою роль.
— Я бы хотела услышать одно из ваших произведений, — сказала Ксандрия.
— Прочту вам небольшой отрывок и не судите строго. Это были поиски самого себя в этом странном, непонятном мире, в котором, однако, столько прекрасного! Слушайте же!
— Извините, что перебила, — сказала Ксандрия, — но вы ничего не слышали?
— Нет, — удивленно прислушавшись, сказал Дэниэл. — А что?
— Мне послышалось, продолжайте, пожалуйста… — но она больше не слышала его. Она слышала огромный гонг, стучащий в голове, доводя чуть ли не до сумасшествия. Ксандрия оглянулась на людей — все ужинали и беседовали каждый о своем, никто ничего не слышал. «Да, а я и забыла, что я не такая, как все, что слышу то, чего другие не слышат»…
Ксандрия чувствовала негативные флюиды, которые сбились в одно большое облако, накрывавшее ее. Удары гонга становились все невыносимее. Тихо вскрикнув, Ксандрия потеряла сознание.
— Что с вами, что с вами? — кинулся к ней Дэниэл. — Воды!
Удары гонга становились размеренными и четкими. Один удар ровнялся одному кадру прокрученной кинопленки. Снова Реколетское кладбище…
— Мама, мама! — плачет Ксандрия. — Я заблудилась! — ветер беспощадно поднимает и кружит в воздухе вереницу засохших осенних листьев (но в этом мраморном городке нет деревьев, откуда взяться листьям!)
Ксандрия с распущенными волосами, в длинной белой рубахе. Ей девять лет.
— Мама, хочу домой, домой! — плачет Ксандрия. Удары гонга становятся все чаще, пленка прокручивается быстро. Все возвращается на круги своя, к двум мраморным статуям: коленопреклоненной девушке и крылатому ангелу.
— Вот он, твой дом! — слышится голос извне. — Ваша мраморная могила на Реколете — твой удел!
Ксандрия начинает кричать. Удар гонга становится чаще, пленка прокручивается назад.
— Еще воды! — закричал Дэниэл, суетившийся возле любимого создания. Ксандрия открыла глаза и стала кричать.
— Смотри, шальная какая-то, — сказал приятель своему другу за соседним столиком.
— Да у нее эпилепсия, — послышалось с другого столика.