Двое, надевшие белые колпаки, увенчанные рогами, подошли к заброшенной фабрике.
— Пароль! — спросил у входа, облаченный в полосатый балахон страж-привратник.
— Семь! — ответил один из гостей.
— Проходите!
Однако, далеко нашим героям уйти не удалось: их остановил еще один страж-привратник, потребовав второй пароль.
— Максуэлл! — ответили прибывшие.
Привратник освободил проход.
— Опознавательный знак! — послышался вскоре голос одного из многочисленных привратников. Человек достал носовой платок с вышитой на нем белой камелией. Получив разрешение пройти, они двинулись дальше, вскоре наткнувшись на очередного привратника.
— Кеннеди, — проговорил вошедший новый пароль. пройдя около десять привратников, вновь прибывшим удалось достичь главной «залы», где происходило собрание. Они остановились в толпе, смешавшись с остальными членами собрания, в таких же устрашающих белых островерхих колпаках.
Новоиспеченные клановцы приносили клятву:
— Я скорее умру, чем выдам тайны клана!
И это была истинная правда, потому как выйти из членства клана живым было практически невозможно.

1

Между мраморных статуй и склепов мелькало белое платье с пышными кружевными манжетами. Молодая девушка со скорбным лицом девы Марии разглядывала мраморные изваяния мертвого города, неся в руках босоножки. Откинув с лица упрямую прядь длинных шелковистых вьющихся волос, она продолжила свое путешествие по самому знаменитому кладбищу Буэнос-Айреса, получившему название Recoleta.
— Ксандрия! — закричал мужской голос и девушка поторопилась.
— Иду, пап!
Она застала его в полной меланхолии. Один из самых крупных американских магнатов стоял, не отрывая взора от мраморной, гигантского роста статуи дивной красоты женщины, казавшейся прекрасным живым божеством. Склонив голову, с которой ниспадала шаль, она устремила взгляд своих печальных, наполненных слезами глаз, на распускающийся бутон розы, который держала в другой руке.
Это означало, что безвременно ушедшая мать не сможет быть рядом, подле распускающегося бутона розы — своей юной дочери — поэтому глаза ее наполнены слезами и глубокой скорбью.
Кристофер Ли Джонс, один из самых преуспевающих людей штата, смотрел на изваяние из мрамора, будто бы перед ним явился лик Пресвятой Богородицы, сошедшей с небес. По лицу его безутешно текли слезы. Сказывалась фанатичная любовь к умершей год назад от неизлечимой болезни жене. Жена его, Мария Луиса Борхес, была урожденной аргентинкой, родом из Буэнос-Айреса и последним желанием ее было упокоиться в фамильном склепе Реколета, где лежал прах ее предков. Ли Джонс не мог отказать предсмертной просьбе жены и вот, каждый месяц он летал в Буэнос-Айрес, на знаменитое кладбище и оплакивал невосполнимую потерю.
Мраморный колосс, сделанный одним из лучших современных скульпторов, был едва ли не шедевром. Возвышались изваяния как минимум семи поколений.
Ксандрия, появившаяся на свет 18 лет назад, получила свое имя благодаря тому, что отец увлекался раньше египетскими мистериями.
«Ксандрия» — с древнеегипетского обозначает «Александрия». Девочка с большими карими глазами, бледной кожей и хорошо очерченным контуром пухлых губ. Она с детства была печальной и не по-детски задумчивой. Один бог знал, что творилось в ее, обрамленной пышными колечками волос, головке! После смерти матери девочка окончательно ушла в себя. Часто тайно убегала из дому и бродила бог невесть где в полном одиночестве.
Кристофер обернулся, заметив присутствие дочери:
— Обуйся! — укоризненно сказал он. — Не хватало еще, чтобы дочь Ли Джонса бегала босиком, словно уличная бродяжка!
— Я не только твоя дочь, но еще и человек! — заметила Ксандрия, розворачиваясь в обратную сторону.
— Куда ты собралась? — строго спросил Кристофер. — Через час мы улетаем в штаты!
— Буду через 40 минут, — не хотя бросила она, и ее черные вьющиеся кудри, доставшиеся от матери, скрылись за статуей сидящего на троне ангела, расправившего крылья, и держащего в правой руке горн.
Это была единственная возможность побыть наедине с собой хотя бы какое-то время, гуляя по мраморному, словно игрушечному городку, наполненному неизведанным таинством смерти. Ксандрия вспомнила стихотворение, которое всегда читала мать: