-Да… — с горечью произнес Рипли. – Неверное, так все и есть… Но так жаль не увидеть его! Однако, он жив, не сгинул никуда, не пропал, отчаявшись в своем горе…А изумруд? Вы отдали ему камень?

-Нет, мистер Рипли, — ответил Рэймонд. — Камень остался у нас с его настоятельной просьбы. Человек он совсем не бедный, у него сеть станций авто обслуживания, а это приносит немалые деньги, поверьте! Словом, он решил, что изумруду лучше остаться у нас и продолжать свою историю. А мы пообещали, что так и будет.

-Что же… выходит, Ник нисколько не изменился, — вздохнул Рипли. – остался именно таким, каким я его помню – сильным, щедрым, твердо считающим, что нет ничего на свете важнее любви. Пусть же так и будет!..

А через минут пятнадцать старик Рипли вместе с подоспевшей попрощаться Салли стояли на крыльце дома в «Лугах» и глядели вслед уехавшей красной «Феррари». Салли махала рукой, а Рипли стоял молча, не шевелясь. И вдруг пробормотал:

-Словно, Ник и Элли… Словно, они снова были здесь…

И тут он опомнился, будто, поглядел на Салли и рявкнул:

-Салли! Чего стоять-то?! Пора за работу!.. Да можешь сначала чайку попить с пирогом – миссис Тернер тебе оставила.

…Где-то очень далеко от Лондона, среди лугов и лесов, стоял дом, заносимый снегом. С закрытыми дверями и ставнями, он спал, убаюканный ветрами и метелью. Спал под сугробами сад, видевший сны о сиреневых сумерках, о терпком дыме костров, уносивших последние дни золотой осени вместе с отблесками жаркого, щедрого лета с его закатами и песнями под звездным небом, для которых все реки текут мимо… Дом тоже спал. Спали комнаты, спали шкафы и стулья, большой круглый стол в столовой и буфет с резными стеклянными дверцами. Спали семь кукол на комоде в спальне. Семь хорошеньких девочек в чудесных платьях, вышедших из-под рук великого мастера, отдавшего им всю любовь своего истосковавшегося сердца, что бы передали они ее, что бы неслась она от одного сердца к другому и никогда не кончалась… Восьмая из них, кукла в зеленом, сидела теперь в другом доме, в большом городе. В тихие часы наступившей, осиявшей и затопившей город весны, когда в комнате никого не было, она смотрела на крохотную спящую девочку с золотыми кудряшками и тихо-тихо, так тихо, что мало кто и услышит, она пела малютке, баюкая и неся чудесные сны… Семь же остальных ждали. Ждали, что когда-нибудь светлым, солнечным днем откроется дверь и послышатся шаги, голоса, в дом вернутся люди. А сюда, к ним тихонько, маленькими туфельками по такому большому полу приблизятся такие же маленькие ножки. И чьи-то нежные ручки возьмут осторожно одну из них, и… чья же будет очередь?..