Говорят, что Дьявол — это всего лишь зеркальное отражение всепрощающего Бога, его близнец. Что ж, тогда по ту сторону доброты лежит дорога в ад, а внутри человека доброго таится злоба неизмеримая. Это уголёк вместо сердца, который раздували годами. И когда он наконец прожжет грудную клетку, Дьявол явится за каждым, кто усердно звал его.
Я ненавижу свою доброту. Ненавижу за то, что она заставляет меня обманывать собственную природу. За то, что держит меня и мою злость на самой крепкой цепи, не позволяя отплатить миру тем, что он заслуживает. И только здесь, в своей голове, я могу вновь сыграть в спектакль под маской сумасшедшего с топором в руках. 

21.01.****

Дружба

Последние дни прошли в тумане. Не знаю, как объяснить это, но… Я готов поклясться, что чувствую, как исчезает моё прошлое. Оно растворяется в этом густом тумане, не оставляя следов. Сегодня я проснулся с гудящей головой, заглянул в себя и попытался вспомнить, что происходило со мной лет 10 назад. Мне удалось выловить несколько ярких воспоминаний, но все они тут же поблекли и стали казаться призрачными, нереальными. Словно их никогда и не было. Я ощутил странную слабость, а голова заболела ещё сильнее. Лёгкая дрожь охватила моё тело. Память стирала прошлое, превращая меня в существо без воспоминаний и надежд на будущее.
Пожалуй, я никогда не испытывал чего-то подобного. Время замирает, воздух обретает вес и становится свинцовым, а любое далёкое воспоминание ускользает раньше, чем ты успеваешь его осмыслить. И вот ты уже сам в себе сомневаешься, не веришь в реальность своих мыслей. Что, если этого никогда не было? Может, я действительно выдумал свое прошлое. Теперь я уже сам в этом не уверен. Однако когда я пытаюсь вспомнить прошлое, меня охватывает озноб. Я просто не могу поверить, что со мной происходило нечто подобное. В глубине души я знаю, что это было, но разум отказывается признавать очевидное и подвергает сомнению любой образ из прошлого. Мозаика памяти разрушается на части, а те в свою очередь оборачиваются пылью в моих глазах. И когда я понял это, когда ощутил мокрые лапы устрашающей деменции на своих костлявых плечах, то содрогнулся, сполз на пол, забился в дальний угол комнаты и дал волю слезам. Моя меланхолия вновь запела внутри моей больной души, скрутив кишки.
Я вспомнил вещи, за которые мне всегда было стыдно. А они рассыпались в прах, стоило мне лишь коснуться их. Я вспомнил редкие светлые пятна своей жизни. Но они ослепили меня и сгинули навсегда. Я вновь пережил самые тёмные моменты, от которых всегда мечтал сбежать. И даже они расплылись в моей памяти, как чернила по воде. Не осталось ничего, что я мог бы вспомнить. Дорога в прошлое превратилась в мост над пропастью, наполовину проглоченный мглой. И на другом берегу я уже не видел человека, которым был.
Мои немногочисленные друзья (а если выражаться точнее, то те люди, с которыми я был близок какое-то время, но которых по прошествии стольких лет начал горячо презирать) утратили плоть и имена, слившись с туманом. Знаю, что среди них были хорошие люди, которые в прошлом сделали много хорошего для меня, но теперь это не имело смысла. Всех их поглотило забвение. Я вижу силуэты лиц, но не помню никого, словно всегда был одинок. Имена всплывают из глубины, чтобы тут же утонуть. Не верю, что я вообще был с кем-то из них знаком. Эти люди и воспоминания, окружающие их, кажутся мне такими далёкими… как самолёт, летящий в небесах. И при попытке заглянуть глубже мой разум начинает сопротивляться, отказываясь позволить мне увидеть больше.
Боюсь, что в этом мире не осталось ни одного человека, которого я мог бы назвать своим другом. Я не хочу никому верить, не хочу подпускать ближе. В том прошлом, которое столь стремительно ускользает от меня навсегда, оставляя медленно гнить в искусственной тьме, у меня были немногочисленные знакомые, которых я осмеливался называть друзьями. Друг — очень личное, особенное, наполненное неким сакральным смыслом слово. И много лет назад я бы согласился с тем, насколько же оно важно. Но сейчас… Сейчас, когда моя память напоминает клубок из пыли, все эти громкие слова кажутся мелочными и ничего не значащими по сравнению с тем, куда я движусь. Друг, долг, честь, вера, любовь, просвещение, духовность… Не осталось ничего. Есть только первобытная тьма.
Дружба. То, что могло бы уберечь меня от гибели. Теперь у меня нет даже её. Ни одного человека, которого я бы осмелился назвать своим другом. О нет, моя ненависть отравила, исказила это слово. Каждый человек превратился во врага, а это… Это война всех против всех.
Моя миссия вовсе не в том, чтобы уничтожить себя, вовсе нет. Это покаяние не связано с самоубийством. Заглянув в своё укрытое сумраком прошлое, я понял, что речь идёт о добровольном принятии внутренней гибели. О чувстве покоя, которое подчиняет тебя себе, пока волны несут тело к обрыву. О полном отсутствии сопротивления. Я говорю о той форме отчаяния и самоуничтожения, когда ни один друг уже не сможет помочь тебе. Ведь желание гибели исходит не из тебя, оно — вокруг. Наивысшая молитва, прошение о том, чтобы само существо раздавило тебя. Мазохизм, выведенный на глобальный уровень. В конце концов, это есть принятие упадка, осознание себя как декадента. И вместо сопротивления моя боль встречает распростёртые объятия.