18.01.****

Тишина

Из окна моей комнатушки открывается вид на соседний многоквартирный дом, возвышающийся над всеми остальными крышами. В последнее время у меня появилась привычка не спать по ночам, а стоять возле окна, молча глядя на этот самый дом, подсчитывая свет в окнах и гадая над тем, чем сейчас занимаются жильцы своих квартир каждый раз, когда ночную тьму прорезает луч тусклого света из очередного окна напротив. В этот момент можно наблюдать завораживающую картину: монолитный столб чистой тьмы распадается и ты понимаешь, что всё это время смотрел на очередной муравейник, внутри которого всё ещё почему-то есть жизнь. И ночь в этом городе кажется настолько тёмной, что у тьмы вырастают клыки и она начинает охотиться на тебя. Сквозь эту тьму чудом проходят мерзотно оранжевые лучи фонарных столбов, выстроившихся по краям дороги в молчаливом ожидании одиноких машин. Их свет — самое страшное для меня, что я когда-либо видел в своей жизни. Они окрашивают всё вокруг себя в болезненно-блевотный оранжевый, смешиваясь с темнотой и скрывая обскурные лица случайных прохожих, которые идут мимо моих окон и даже не подозревают, что я наблюдаю за ними, тяжело вздыхая в тени. А где-то на горизонте возвышаются многоквартирные дома с маленькими светящимися окнами в качестве ячеек, обозначающих полуночную жизнь. Иногда это мистическое пространство заполняется туманной дымкой, которая тоже окрашивается в цвет фонарных лучей. И тогда всё вокруг погружается в жуткое оранжевое свечение. Бетон и оранжевый цвет. Я вижу их всю свою жизнь где бы ни находился. Они преследуют меня и загоняют в тупик, обволакивая чувством тотального отчаяния и… одиночества. Все эти люди где-то там что-то делают. Копошатся. Любят. Страдают. И всё без меня.
Так проходит ночь за ночью в ожидании момента растления души. Частенько я позволяю себе страдать любовью к гигантизму. Это подобно трансу, в который я впадаю, когда смотрю на ночное небо. Не знаю, как описать… Меня словно что-то подхватывает и уносит. Туда, где мерзотные оранжевые лучи обрываются, и начинается бесконечная ночная тьма. Чуть выше неё зияет жуткая пасть морозного космоса, от взгляда которого мурашки бегут по моей согнутой спине, а тонкая кожа становится белее снега. Там, в бесконечной темноте, сверкают звёзды — недостижимо далёкие и горячие. По крайней мере, мне хочется верить, что они действительно горячие, ибо иначе космос кажется мне совершенно враждебным местом, но я отказываюсь принимать это. Мне нравится идея, что это холодное чёрное полотно самой бесконечности, внутри которой растворяется тепло. Может, именно так и выглядит Великое Ничто — бесконечная тьма, но только без звёзд.
Иногда с моей позиции можно заметить движущийся по небу свет. Можно подумать, что это ожившая звезда, которая решила сменить своё местоположение. Но на самом деле это всего лишь самолёт, сверкающий в темноте и маскирующийся под звёзды. В такие моменты я замираю, прекращаю дышать и смотрю на него. Самолёт движется медленно. Внутри него замурованы люди. На какое-то время можно сказать, что они все покойники, летящие внутри своего гроба через тьму. И если самолёт упадёт, то изящная метафора станет правдой. Но пока что он спокойно летит себе где-то там, далеко от меня, не подозревая о том, что я внимательно слежу за ним.
Так далеко… Эта даль очаровывает меня и уносит с собой. В такие моменты я чувствую, как в моём аду наступает весна. Запах мостовых, по которым недавно прошёлся ливень, наполняет мои лёгкие. Со вздохом я смотрю наружу, печально размышляя о вещах, которые почему-то меня всё ещё волнуют, хотя их уже давно следовало сжечь внутри себя. Бренность не должна мешать Пилигриму. Но я думаю, думаю и дышу глубоко. При всём желании вы не поймёте, почему мне так нравится упиваться отчаянием, скрываясь в тени ночи. Эти губительные мысли отталкивают всё то, что раньше имело смысл. Теперь же нет ничего, кроме тишины, которая убивает нас. Свет в окнах домов кажется ненастоящим, а деревья пластиковыми. И даже летящий над моей головой самолёт словно ошибся измерением. Весь мир гаснет, а я теряю надежду вернуться. Пробуждаясь в холодном поту с сердцем, готовым проткнуть себя костями, я понимаю, что мне некуда двигаться. Будущее исчезает вместе со всеми. Бездарность, хладнокровно льющая слёзы. Это и есть молчаливое покаяние.