-Еще не пора собираться? – ее голос прозвучал тихо, но так похоже на выстрел, разодравший тишину не звуком, но четким попаданием в цель, в самое больное место.
Ричард прижался губами к ее влажному лбу.
-Если ты хочешь принять душ, привести себя в порядок, а то, наверное, пора…
И тогда она зарылась лицом в его грудь. Господи, как же ей не хотелось разжимать руки, отпускать его, не чувствовать больше его тепла!
-Мэри, родная моя… — его голос звучал глухо, скрывая готовые появиться слезы. – Иди, детка, собирайся, в душ сходи…
-Тогда, может, вместе? – улыбнулась она, заглянув ему в глаза, сдерживаясь от слез изо всех сил.
И он улыбнулся в ответ.
-Ты, действительно, Чудо! Удивительная девочка, убивающая слезы…
-Прямо, как название песни звучит! – подхватила она, встала и протянула ему руку. – Пойдем, искупаемся!
-Ну… пойдем!
Она вылила на них обоих, наверное, все жидкое мыло, какое было в ванной! Обеими руками она медленно намыливала его грудь, спину, волосы… Она ласкала его, запоминая каждую черточку его тела, каждую родинку, поминутно целуя, прижимаясь к нему, ластясь, как котенок, и видела, как он улыбается, умиленный, как блестят его глаза. И следом он гладил ее, нежно ласкал ее грудь, приникал губами к соскам, и горела она, запрокинув голову, вновь готовая отдаться… А когда зашумела вода и они встали под ее струи, губы их встретились и тепло их тел соединилось в последний раз.
Они собирались и одевались, переговариваясь, улыбаясь, обсуждая какие-то мелочи. Маруська сушила волосы феном, снова наблюдая, как он одевается, и они вместе выбрали для него черный бархатный костюм – тройку, голубую рубашку с золотистым галстуком, черное же кашемировое пальто и шелковое кашне глубокого синего света с золотым узором.
-А я не слишком буду сиять? – Ричард глядел на себя в большое зеркало спальни, приглаживая волосы.
-Это в черном-то?! – усмехнулась она. – Да и тебе ли привыкать сиять!
-Это комплимент или повод для драки? – он повернулся к ней со своей неподражаемой улыбкой.
-Конечно же, комплимент!.. Вы ведь всегда одевались очень ярко, даже когда вылезли из костюмов, вообще, мягко говоря, умопомрачительных. И еще – ты из тех мужчин, которым нечего бояться яркой, экстравагантной одежды. Ты ярок сам и она тебя не затмит… Тебе очень идет, правда! Иначе я подумаю, что ты превращаешься в эдакого среднестатистического британца.
-Ну, это вряд ли… Мне и самому нравится, но все-таки, уже возраст…
-Что-о?! Бога ради, Ричард Тайлер, только вот мне про свой возраст не рассказывай! Кому угодно можешь лгать, но меня ты не проведешь! У меня была прекрасная возможность убедиться в том, что никакие годы не влияют на тебя. – Маруська подошла к нему. – Ты очень красивый, Ричард! И ты – потрясающий мужчина!
-Это потому, что твой. Я – мужчина для тебя, Мэри, вот и все. И больше мне ничего и никого не надо… А тебе волею судьбы достался старик. Жаль, что ты не родилась много лет назад, когда от меня аж искры летели!
-От тебя и сейчас летят!.. Ты не молод, не так красив, как в молодости, хотя, я например, вовсе так не думаю. И не думаю, наверное, именно потому, что вижу твою истинную красоту. Не популярность, не «звездность» твою, которая отличает человека умением преподнести себя, не талант даже. Все это – есть лишь некие признаки настоящей красоты, настоящей мужской силы, которая у кого-то есть, а у кого-то нет. Мне кажется, даже не стань ты тем, кем стал, ты все равно заставлял бы женщин млеть от тебя и, поверь мне, в любом своем возрасте!
-Господи, какая же умная девочка мне досталась! – Ричард улыбнулся обнял ее, прижав ее голову к своей груди, сладко пахнувшей совершенно шикарным одеколоном. – Ты настолько задерешь мой нос сейчас, что я примусь пачками укладывать дам к своим ногам! И начну прямо со стюардесс. А когда они уложатся, я усмехнусь свысока и заявлю, что меня ждет самая потрясающая женщина на свете, самая нежная, самая любящая, просто волшебная. Да, да, Мэри! Ты умеешь посылать сны и убивать слезы, ты любишь меня той настоящей любовью, о которой я столько спел, но, оказалось, никогда не пробовал… Один Господь знает, как больно мне сейчас уезжать! Точно, ребенка бросаю посреди дороги под дождем и ветром… Сердце ноет нещадно!
-Нет, Ричард, нет!! Не думай ни о чем плохом! – вскричала она, уже только голоса его, охрипшего от нахлынувшей тоски, испугавшись. – Я же уже большая девочка! Что со мной случится?! Буду работать, как прежде, жить помаленьку и ждать тебя. Да? Никуда я не денусь, и сердце твое не разобьется, я обещаю!
Ричард отнял ее лицо от своей груди, погладил по голове, и Маруська с комом в горле видела, как блестят его глаза.
-Хорошо, детка… Хорошо…Что же, пора идти, наверное?
И тут же, точно, в подтверждение его словам, зазвенел его сотовый, Ричард достал его и ответил.
-Да? Да, конечно, Брэндан. Мы идем… Да, ты правильно понял, Мэри едет со мной в аэропорт… Нет, только проводить. К сожалению! Я потом тебе все расскажу.
-Идем, Мэри, машина уже ждет.
Фонари и рекламы освещали салон машины плывущими разноцветными огнями. Они пробегали по их лицам почти в полной тишине – только радио еле слышно что-то шептало. Брэндан ехал впереди, рядом с шофером, а они – Ричард и Маруська – вместе на заднем сидении. Он молчал, обернув невидящий взгляд в окно, она пыталась глазеть на старинные дома Тверской, а потом и Ленинградского шоссе, но… каждая секунда из оставшихся… Господи! Только с ним! И она оборачивалась на него, любовалась им, даже сейчас, совершенно ушедшим в свои мысли. И тогда она нашла его ладонь, схватилась за нее и почувствовала, как почти до боли он сжал ее руку. И боль эта, точно, немедленно отразилась в его глазах. Он прикрыл их ладонью.
-Мне хочется, что бы твой самолет поскорее взлетел… — тихо произнесла она. – Тогда я бы уже начала ждать и… прощание, — Маруська с трудом проглотила комок, — оно было бы уже позади.
И тут он рывком прижал ее к себе, торопливо нашел ее губы и захватил, до боли впился в них так, что вся его боль, вся его нестерпимая нежность к ней, вся его неистовая любовь, отчаянная сейчас до дрожи, перешли в нее. Ее заколотило, затрясло, и она уже не понимала, плачет она или сердце ее рвется вот так на части… До Шереметьево они ехали молча, прижимаясь друг к другу. Какие тут слова?! Каждый метр дороги проходил через их сердца насквозь, и стучали они, эти сердца – каждый удар, точно, последний…
Не выпуская Маруськиной ладони, Ричард прошел регистрацию. Она не заметила, как все члены его команды ушли в сторону таможенной службы. Лишь Брэндан поцеловал руку, улыбнулся. Кто-то оглядывался на них, узнавая Ричарда, подошли даже взять автограф. Ричард, почти не глядя что-то черкнул на протянутом ему блокноте… Они остановились напротив небольшого коридорчика, где начиналась таможенная служба. Дальше ей пути не было. Ричард взял ее за плечи и долго смотрел ей в глаза. Взгляд его пронизывал отчаянной грустью и попыткой увидеть в ее взгляде что-то такое, что вернет ему покой, хотя бы отчасти.
-Мне пора, детка… Посадку уже объявили.
Как же ей хотелось крикнуть – нет! Ты не можешь улететь! Не оставляй меня здесь, я умоляю!!! Но она улыбалась. Наверняка, совсем не весело, но он сейчас не должен видеть ее слезы. Как же удержаться?!
-Я… поняла. Иди. Так надо, Ричард, и мы оба знаем, зачем. Это важнее, родной мой!
-Да… Вот еще что…
Он порылся в кармане пальто и достал две маленькие коробочки.
-Я специально тянул с этим до аэропорта, что бы хотя бы немного сгладить это прощание, Мэри. Вот она, твоя серьга, смотри!
И он открыл одну из коробочек, протянул ей.
— Носи их обе, и они напомнят тебе лишний раз о том Чуде, что свело нас.
Маруська взяла в ладошку серьгу, погладила ее пальцем. Потом, точно спохватившись, выдернула из ушей прежние серьги и вдела сначала эту, а потом и вторую, найдя ее в кармашке своего рюкзачка.
-Ну, вот, а теперь очередь еще одной вещицы! – улыбнулся Ричард.
-Но я больше ничего не теряла! – воскликнула она.
-Нет, конечно. Это – мой подарок, который будет хорошо смотреться с этими серьгами. Вот, держи!
И он открыл вторую коробочку, вынул кольцо и надел на безымянный палец ее левой руки. Маруська взглянула и невольно восхитилась сиянием камня, переливавшегося в свете ламп. Это была точная копия дизайна сережек, словно кольцо являлось частью гарнитура.
-Серьги твои из серебра, но кольцо я заказал из платины, что бы чувствовалось значимее, но и не слишком отличалось, как золото от серебра.
-Ты так твердо был уверен, что найдешь меня?! – прошептала она.
-Как и в том, что кольцо это… Еще рано, я еще не свободен официально, но мы не венчались с Лорной, так что… Словом, я прошу твоей руки, Мэри! Я не уеду, пока ты не согласишься!
Слезы хлынули из ее глаз – не остановить! Но то были уже слезы счастья.
-Да… Да, Ричард!! – всхлипывала она. – Тысячу раз да!
-Вот и хорошо! – он обнял ее. – Теперь я улечу, зная, что здесь меня ждет не просто красивая женщина, не только моя любимая, единственная теперь женщина, но моя невеста… И черт с ним со всем остальным!! Не хочу больше думать о своем возрасте, о проблемах, о Лорне. Ты – со мной!..
И он поцеловал ее так нежно, так трепетно, что сил не оставалось стоять на ногах… Но таможня была за его спиной, уже несколько раз объявили посадку на спец-рейс «Москва – Лондон» «Британских Авиалиний». Уже в самом деле было пора.
-Я люблю тебя, Ричард!.. – прошептала она. – И тебе пора идти. Иди же и возвращайся, родной мой!
И он пошел, пятясь, в сторону таможни, чуть приподняв руку в прощальном жесте. А она стояла на гладком полу, тускло отражавшем свет ламп, точно, на льду – страшно ступить. И пусто так… Пассажиры проходили мимо нее, а она все глядела ему вслед и видела его лицо, то и дело оборачивающееся к ней. Маруська вскинула руку, потеряла Ричарда за чьей-то спиной и внезапно услышала его крик:
-Мэри!.. Мэри!!!
Оцепенев на долю секунды, она бросилась вперед, расталкивая людей, оказалась перед проходом, загороженным вертушкой, где проверяли паспорта. Ричард был уже на той стороне. Двое охранников с подозрением глядели на нее, и тут она заплакала, все еще слыша в ушах его тоскливый крик. Она видела сейчас его глаза и обернулась к охранникам.
-Пожалуйста!!.. Я знаю, знаю, что нельзя, но я далеко не пройду. Только один шаг туда на ваших глазах. Я очень вас прошу!
Ричард кинулся в их сторону, тронул за руку охранника.
-Пропустите ее на одно только мгновение! Только на одно, господа!
-Не положено! – был ответ. – Вы уже прошли таможню, сэр, а девушка вообще не летит. Надо было прощаться там.
Второй с сомнением глядел на Маруську. Она плакала. Она понимала, что Ричард уже сожалеет об этой выходке, что это был просто порыв отчаяния, но и отступить теперь он не мог. Она была здесь. И плакала от этого еще горше.
И вдруг охранник нажал кнопку и вертушка разблокировалась.
-Идите, но только прямо здесь, на наших глазах! Идите же!
И Маруська бросилась к Ричарду, взлетела ему на плечи руками, обхватила его и покрыла его лицо поцелуями, чувствуя соль на своих губах.
-Только не плачь, дорогой мой! – шептала она торопливо. – Только не плачь, не переживай так!.. Могла ли я мечтать, что Ричард Тайлер так полюбит меня?!.. Ричи, запомни Ричи, как «Отче наш…» — я буду с тобой всегда, что бы ни было! И еще – даже если случится так, что ты не сможешь часто звонить, если вообще из-за каких-то проблем задержишься со звонком, я буду ждать! Я буду ждать, что бы ни случилось! И как только будут готовы документы – позовешь ты или нет – я приеду сама. Слышишь? В любом случае!! Я верю тебе и знаю, что ты любишь меня, что я должна быть с тобой! Всякое может заставить тебя молчать… И поэтому я приеду и найду тебя! Ты понимаешь?
-Да… Да, девочка моя! Я слышу. И ты права. Сделай так, ибо в этом мире мы ничему и никому не можем верить так, как верим теперь друг другу. Случиться может все… Но я позвоню. Жди!
И крепко, уверенно он поцеловал ее, сжал ее руку и поднес к губам, взглянув на кольцо.
-Помни о том, что оно значит!
-Да. Да, Ричард!!
И вот он исчез в толпе, а охранник пропустил Маруську назад. Показалось ей или нет – он поглядел на нее даже как-то сочувственно, и еле сдерживая слезы, она кивнула ему, пролепетав:
-Спасибо вам… Большое спасибо…
-Удачи! – шепнул он и занялся своей работой.
Маруська плохо помнила, как вышла из дверей терминала, остановилась в свете фонарей, огляделась, застланными слезами глазами и увидела, как подъехала и остановилась прямо напротив нее темная машина.
-Дамочка! Вы едете? – высунулся шофер. – Да не раздумывайте! Я не обязан был ждать вас и отвозить обратно.
Она сообразила кое-как, что это, видимо, та машина, на которой они приехали в аэропорт. Ричард договорился… Маруська открыла дверцу, села.
-Ну, что?
-Что? – не поняла она, чувствуя, что уже ничего не понимает, не ощущает.
Пустота. Страшная, обессиливающая…
-Как это «что»?! Куда едем, детка?
-Не смейте меня так называть! – взорвалась она.
-Ишь ты! А я вот сейчас выкину тебя отсюда, и попрешься, как сможешь! Тоже еще…
-Ладно, извините… И все же, вам никто не давал права называть меня, как вздумается, и на «ты».
Шофер обернулся.
-«Извините»… Значит так! Заплатишь нормально – отвезу до дома, а нет – до ближайшего метро. Ясно? Я еще «звездных» подружек не развозил!
-И не надо. Какое тут ближайшее будет? «Сокол»? Там и высадите.
-«Сокол», так «Сокол»… А что, так мало заплатил, что даже на такси не хватит? А?
-Да пошел ты! – огрызнулась она шепотом и добавила вслух, – Сколько надо!
И плевать ей было, что он думает о ней!
-А что, может, и того, что я дам, хватит?
Ее бросило в жар.
-Высадите меня! Сама доберусь.
Он снова оглянулся.
-Да черт с тобой! Нужна ты мне… пигалица!
И он смолк до самого метро «Сокол». А остановившись, произнес вдруг:
-Так ты что, не из этих?
-Из проституток, что ли?
-Ну… Я думал, что ты, как сопровождение, что ли… Нет?
-Нет.
-Да ладно, не обижайся… Но домой правда не повезу, времени нет.
-И не надо. Доберусь на метро.
Она захлопнула дверцу и, пройдя несколько шагов, остановилась, огляделась и… слезы хлынули так, что ее пополам согнуло.
-Ричард!.. О, господи, Ричард!!!
Маруська кое-как добралась до угла станции метро, зашла в тень, прижалась лбом к каменной колонне и плакала, плакала, плакала… Что же это, а?! Точно, и не было ничего, словно, приснилось все и… исчезло… А ведь сейчас, где-то в этом черном небе летит его самолет…
Она подняла голову и разглядела тускло мерцавшие осенние звезды… И как только она могла думать когда-то, что достаточно ей будет только добраться до него, только дотронуться до руки с благодарностью за песни его, за «Королевский Крест»?! Ну, может, еще обнять и в щеку чмокнуть при большой удаче… Сейчас только его жизнь, только сердце его, его любовь и не меньше. Не меньше!! Меньше только смерть.
Она вытянула вперед, куда еще попадал свет фонаря, свою левую руку – кольцо переливалось даже в этом слабом свете. Она должна думать об этом, помнить об этом ежесекундно, а иначе ей не выжить. Не выжить… Маруська достала сигарету, прикурила, жадно втягивая дым, утерла слезы. Они ему не нужны! Ему нужна ее улыбка, ее тепло днем и ночью, все дни, пока он будет без нее. Могла раньше, значит, сможет и теперь! И тогда он приедет и заберет ее или позвонит, и она сама поедет к нему. Да, да! А завтра она поедет в паспортный стол и закажет загранпаспорт. Пусть делают… Все еще будет!
Маруська выбросила окурок, порылась в рюкзачке и достала свой плеер, напялила его на шею, как кулончик, вставила наушники в уши и, выйдя из-за угла, вошла в метро, напахнувшее потоком теплого воздуха и слава Богу, в это время не заполненное толпой… Ну, да! Черт, уже почти двенадцать! Стоит поторопиться…
Она прошла турникет, вошла на эскалатор и включила музыку. Единственную теперь, способную убить ее слезы. А когда вышла она на платформу, когда пошла по ней… Она не видела себя со стороны – это шла очень красивая, гордая маленькая женщина, на которую оглядывались абсолютно все мужики вокруг. И она стучала тонкими каблучками своих сапожек, шагая размашисто, но очень изящно. Она буквально, летела над платформой – они ведь никто не знают, кто она такая! Они даже понятия не имеют!..
Дом в Ордынском переулке вынырнул из-за поворота и темная, никогда не освещаемая арка, ведущая во двор, раззявила свою черную пасть, прикрытую запертой на висячий замок решеткой ворот. Маруська шагнула в распахнутую калитку, простучала каблучками во двор и медленно подошла к подъезду. Надо было посмотреть, на месте ли Славкина машина… Ладно, будь, что будет! Вещи все равно, надо забрать. Маруська поднялась по крутой, вонючей лестнице на четвертый этаж. Все как прежде… Точно, и не было ее побега на пожарной машине, не было Олимпийского, ее ругани со Славиком и ее уверенности, что видит она его, стоящим на трибуне с дурацкой его, озлобленной и растерянной одновременно рожей, в последний раз. Вот он и канул в прошлое!.. Маруська глубоко вздохнула, вставила ключ в замок и провернула на два оборота. Дверь открылась, и Маруська проскользнула в освещенную прихожую, в которую выходили двери всех комнат, кухни, ванной и туалета. Комнаты все закрыты. Вернее, дверь Славкиной комнаты приоткрыта на ладонь. Темно там… Маруська сняла сапоги, повесила куртку и, сжав в ладони ремешки своего рюкзачка, нащупав пальцем кольцо Ричарда, осторожно вошла в комнату.
Ей сразу бросился в ноздри запах сигаретного дыма и перегара. А приглядевшись, Маруська увидела и самого Славика, валявшегося на раздвинутом диване так, точно его с толчка опрокинули. Он гнусно храпел, абсолютно пьяный. Тогда она протиснулась между диваном и столом к окну, влезла на стул и открыла форточку. Спустилась, взяла пепельницу и прикурила, сев на стул. Вот и все… Идти ей некуда. Просто некуда во всем этом огромном городе. И что бы она делала, если бы он сидел трезвый? Молча собрала бы вещи, которые ей и не унести одной?.. Славик всхрапнул как-то сильнее, зашевелился. Маруська вздрогнула, обернулась, но он продолжал спать… Господи, как противно все! Все здесь, вся эта прошлая, до Ричарда жизнь. И чем дольше она сидит здесь, вдыхая запах этой комнаты, видя все эти вещи, казалось, уже оставленные позади, тем сильнее все это втягивает ее обратно, в прошлое, в котором Ричард был необоримо далек. Но что же делать?! Как вырваться?! Проклятые документы!.. О, боже!! Как она не подумала?! Ведь загранпаспорт ей не оформят и все! Нужна прописка, а у нее, дуры несчастной, только временная регистрация! Она продала тот дом, который покупала, когда думала, что выходит замуж. Продала, выписалась оттуда и все, в Москву. А здесь Славик временно у себя зарегистрировал. А когда устраивалась на работу, и временная прокатила. Но временная для загранпаспорта не годится. Прописать же ее некому. Просто некому… кроме Славки. И насколько она понимает, прописать ее постоянно он захотел бы только как собственную законную жену. Вот и все… У Маруськи кровь застыла в жилах лишь только при мысли о том, что бы стать Славкиной женой, о близости с ним, которая станет неизбежной в таком случае. А ведь надо будет продержаться только до печати в паспорте… О чем она думает, Господи?! О чем??? Спустя всего пару часов после того, как дала согласие стать женой Ричарда Тайлера, как спала с ним, как любила его, ласкала… Что она творит?! Пусть еще только в мыслях, но, черт возьми, выходит, они все-таки, материальны!.. Господи, какой бред!
Маруська дрожащей рукой затушила сигарету. Телефон!.. Она зажгла лампу на столе, боясь лишь одного – что Славик проснется. Уж она-то знала, каким чудовищем он становился пьяный! Родители его не знают, что он здесь вытворял в пьяном угаре, когда дикая ревность, на проявление которой он и права никакого не имел, выплеснулась из него отборной гнуснейшей бранью, битьем всего, что попадалось под руку… Не дай Бог, только не сейчас!.. Метнув на него короткий взгляд, Маруська огляделась и увидела свой сотовый валяющимся под грузным серым корпусом допотопного Славкиного компьютера. Почти черный, телефончик ее попал в тень и остался незамеченным Славкой. Кто знает, возможно, и его могла постигнуть после всего случившегося участь его предшественника, разломанного пополам все тем же Славиком… Телефон был в порядке, разве что, почти разряжен. Она поставила его на зарядку и только глядя на него, до Маруськи дошло, что вот теперь, всего через несколько часов, она начнет ждать звонка. Его, Ричарда звонка. Сколько осталось? Сколько лететь до Лондона? И когда он сможет позвонить? Она понятия обо всем этом не имела… Маруська все сидела и сидела, почти застыв, чувствуя только, как все мысли в ее голове путаются, как усталость, сменившая волнение, давит на плечи, на сердце, которому столько всего пришлось пережить. Вот бы поспать хоть немного! А какой сегодня день?.. Постой, концерт был в пятницу, пятого октября. Ночь с пятницы на субботу она провела с Ричардом в гостинице, вечером он улетел… Значит, сегодня воскресение. Маруська даже не знала, радоваться этому или нет. С одной стороны, на работу не надо собираться, а с другой… Да лучше бы на работу, наверное! Пусть бы она ползала там, как сонная муха, но хоть поговорить было бы с кем! Да от Славки, пока он в себя не придет, подальше. А тут… Конечно, можно сейчас пойти в душ – и плевать на то, кто может проснуться! – собраться и уйти, уехать, в конце концов, в парк, отдохнуть там. А вечером будь, что будет… Время всего половина второго ночи. До утра, как до луны пешком! Что же делать?.. Рейс Ричарда вылетел в одиннадцать сорок пять… Значит, он летит уже два часа. Кажется, она где-то слышала, что лететь до Лондона что-то около четырех часов… Еще пара часов и Ричард будет в Лондоне. А через три часа она начнет сходить с ума… А с другой стороны, звонок может застать ее здесь, в квартире. Черт! Это было бы совсем не к месту. Но Ричард может решить, что… Стоп, а разница во времени? Кажется, тоже что-то около четырех часов. Значит, в Лондоне будет почти столько же, сколько было здесь, когда он вылетал…Хотя, какая разница?! Он ведь в курсе о часовых поясах, посчитает и поймет, что в Москве пять утра. Решит, что она спит и надо позвонить позже. Приедет усталый домой – после перелета, все же! Спать ляжет и проснется не раньше полудня по их времени, а здесь будет уже почти вечер… У нее есть время для спокойного ожидания! И Маруська вздохнула, успокоившись хотя бы этим, выкурила еще одну сигарету, а потом, тихонько переодевшись в халат, прошла в ванную и открыла воду. Тут же, немедленно вспомнился тот душ, в отеле, с Ричардом. Его тело так близко, его руки… Глаза Маруськи немедленно заполнились слезами, всхлипывая, она забралась в допотопную ванну, сняла шланг с крючка и направила воду на голову. Только не плачь! Не плачь, детка! Ричард… он же предупреждал тебя об этих бесах, которые уже начали визжать в твоих ушах. Он знал и пытался защитить тебя своей любовью, лаской своей почти отеческой. Хлебнет она сейчас на полную катушку! Если бы хоть жила, как до закидонов Славкиной матери в той их квартире! Там покой, там свобода… А тут… Господи!… Всхлипывая, Маруська вылезла из-под душа, вытерлась и закуталась в халат. Вот черт! Кто-то встал, по кухне ходит… Вряд ли Славик, но что, если все уже знают о ее фортеле? Маруська переждала немного, причесываясь. Наконец, тянуть дальше стало уже невозможно. Она вздохнула и открыла дверь.
-Ты чего это посреди ночи моешься? Где пропадала-то? Славик вон напился… И ведь нельзя же ему!
Славкина мать появилась из кухни.
-Так получилось. Извините, если разбудила! – ответила Маруська и, кажется, тон у нее получился достаточно сожалеющий о содеянном. – У подруги была, думала и вторую ночь переночую, но у нее обстоятельства изменились. Пришлось ночью сюда ехать.
-Ладно, иди спи.
-Ага…
Маруська нырнула в комнату, успокоенная хотя бы тем, что Славик ничего не афишировал. Села перед зеркалом и принялась приводить себя в порядок… Вот черт! Взгляд Маруськи упал на серьгу в правом ухе – та переливалась в свете лампы. Но когда Маруська машинально глянула на левое ухо, серьги она там не увидела. Господи, и где она могла ее потерять?!.. Маруська кинулась в ванную комнату, оглядела там все, каждый закоулок, но ничего не нашла. Да и услышала бы, если бы тяжелая серьга с большим камнем упала бы на кафельный пол. Значит, где-то, где уже ее ни за что не найти… Жаль. Ричард просил носить их, что бы не забывать о том Чуде, что случилось с ними. Он верит, что оно спасет их и дальше… Хорошо, хоть кольцо с ней! И она должна сберечь его во что бы то ни стало. Оно тоже способно спасти…