-…Посмотри, Ричи!… Посмотри… — голос Эдди.
Его рука, темнота и вдруг свет. Но все, как в тумане. И только снова и снова голос Эдди:
-Смотри, Ричи…
Сердце сдавило – он увидел. Мэри. Веселая, красивая, глаза блестят нежностью и счастьем. И в двух шагах от нее другая Мэри. Спутанные волосы, бледное лицо. Та, первая, что-то говорит ему, смеется, а эта молчит. И только смотрит на него. И нет в ее глазах ничего – ни обиды, ни злости, ни даже боли – только вопрос. Немой вопрос. Она ждет и чего-то не понимает. В серой какой-то рубахе, босая…
-Смотри, Ричард… Погляди на них…
-Я смотрю, Эдди… — Ричард не узнал свой голос. – Чего ты хочешь? Я не понимаю!
-Которая из них твоя?
От боли в сердце трудно дышать.
-Зачем, Эдди?? Мэри больше нет со мной. Она…
-Мэри есть, и ты это знаешь. Она есть всегда. И будет всегда, что бы ты ни думал, что бы ни пытался решить… Только ты должен понять, которая из них – она.
-Но, Эдди, это невозможно! После всего, что случилось, всего, что я увидел…
Эдди рассмеялся.
-Тебе ли, убеленному сединами, не знать, как редко то, что видишь, таково на самом деле!.. Я не дожил до твоих лет, но, к сожалению, знал это всегда. Просто, как идиот, надеялся каждый раз, что все таково и есть, каким я вижу… Но сейчас не об этом. Посмотри на них, Ричи! Посмотри и пойми, которая из них твоя Мэри. Та, что всегда красива и нежна, прекрасна и… безупречна. Или та, что попала в беду, та, что оступилась, та, которой больно и страшно. Та, что ждет, и, не зная правды, не может понять, где же ты. Смотри, Ричи. Смотри…
Первая Мэри продолжала улыбаться. Нежно и лучезарно. Такая красивая! И тянет его к ней. Тянет с той силой, которую трудно превозмочь. Ему так хочется в ее объятия, так хочется целовать ее и целовать!!.. Что же это?? Где его обида? Где горечь и боль? Нет ничего. Пустое… Он обернулся и, точно, на кол, наткнулся на взгляд другой Мэри. Молчаливый, ожидающий, растерянный. И снова боль. Вернулась, ворочая раскаленными вилами его сердце, точно, на сковороде. Только боль, не обида. Она подняла глаза, они внезапно наполнились слезами и… Ричард поймал руками воздух и проснулся. В слезах…
-Рэй-Тайгер?
-Папа… Как ты?
Рэй-Тайгер вошел в студию, оборудованную в образующем букву «L» крыле дома. Ричард сидел за большим звукорежиссерским пультом с сигаретой, дожидаясь Майкла, своего звукорежиссера.
-Как видишь…
-Готовишь концерт…
Рэй-Тайгер уселся на свободное вертящееся кресло и тоже закурил.
-Да. Пора.
-Как Кэлтон?
-С няней. Хочешь повидать его?
-Конечно!.. Он так быстро растет.
-Да… Слушай, может, по стаканчику?
-Можно. У тебя здесь есть или в дом пойдем?
-Была где-то тут бутылочка водки. Пойдет?
Ричард поднялся и подошел к небольшому шкафу, достал бутылку водки и пару рюмок. Налил в них водку и протянул одну сыну. Тот взял и молча выпил.
-Что с тобой?! Ты словно, сам не свой.
Ричард тоже выпил и снова закурил.
Рэй-Тайгер глянул на отца.
-И вообще, уже столько времени не появлялся… Ты же знаешь, мне нелегко сейчас. Только ты и остался – Брэндан уехал, а Келтон…
-Что Келтон? Так живо напоминает мать?
Ричард посмотрел в глаза сына.
-Я хотел сказать, что он еще слишком мал, но ты прав – он чересчур напоминает мать… И это невыносимо!
Рэй-Тайгер раскрыл было рот, глаза его сверкнули, но сдержался и очень тихо спросил:
-Невыносимо вспоминать о ней или невыносимо без нее?
-Господи, Рэй!! Неужели ты не понимаешь, что…
-Нет… Не понимаю. НЕ ПОНИМАЮ!!! И не хочу понимать. А знаешь, почему?.. Налей мне еще.
Ричард налил, и руки его тряслись.
-Почему?
-Потому, что не верю я в то, что мы увидели тогда. Вот не верю и все! И не понимаю, почему веришь ты. ТЫ! Тот, что жить без нее не мог, тот, что чувствовал ее на расстоянии, сердце ее слышал. Как, папа?? И не пытайся сейчас крикнуть, что ты не желаешь об этом говорить! Ты будешь говорить, потому, что не живешь без нее, потому, что нужна она сейчас нам всем – и мне, и Келтону, и тебе. Мало того, даже Милисента…
-Что Милисента?
-Я рассказал ей все. Она долго молчала, а потом произнесла только одно слово: «Подстава!». И все. Ты понимаешь? Даже она, совсем не знавшая Мэри, не успевшая почувствовать к ней не то, что любви, но даже симпатии по-настоящему, даже она поняла, что здесь что-то не то. Но ты…
Ричард опрокинул в рот еще одну рюмку, поднял глаза на сына.
-Я слишком стар, что бы снова гоняться за призраками…
-Призраками чего? Счастья? Любви? Так значит, все, что было между тобой и Мэри – призрак, по-твоему, обман? Ты это серьезно?!
-Я не знаю, что думать теперь… А как бы ты реагировал, если бы увидел свою любимую женщину пьяной, обнаженной, в объятиях какого-то тоже пьяного мужика? Вот скажи!
Рэй-Тайгер закурил, и некоторое время молча глядел на дымящийся кончик сигареты.
-Я понимаю, о чем ты… Прекрасно понимаю. Я бы взбесился, убежал бы, хлопнув дверью, но, остыв, подумал бы о том, что… Разве Мэри могла бы так поступить? Выключи сейчас изображение той картинки и подумай, способна ли Мэри вот так поступить? После всего, что произошло между вами, после той жуткой разлуки, когда она одна, беременная, рванула в чужую страну, в чужой город, даже не зная, где тебя искать! Могла она вот так запросто променять даже на полчаса свое настоящее счастье на сомнительное удовольствие? Пусть она напилась и плохо соображала, но это… Что, если ее просто пытались изнасиловать?! Что, если она и вправду была в отключке, когда остальные просто затеяли этот идиотский спектакль специально для твоих глаз? Они же сами позвонили! Неужели ты не думал о таких возможностях?!.. Мало того, я тебе скажу еще одну интересную вещь.
-Какую? – голос Ричарда еле шелестел.
-Знаешь, кто открыл нам дверь?
-Подруга Мэри. Разве не так?
-Нет. Вряд ли Мэри могла бы назвать ее подругой! Это была Кетрин Кеннеди. Та самая дамочка, что пыталась отнять у Мэри ребенка. Она не ожидала увидеть меня там, никак не ожидала!
-Ты… Но как же Мэри могла бы вот так запросто расслабляться с друзьями в обществе этой Кеннеди?! Чушь какая-то!
-Та могла и не попадаться Мэри на глаза. Сидела где-нибудь в другой комнате…
-Но тогда выходит, что она приехала, что бы отомстить Мэри?
-Кто знает… Хотя, возможно, приехала-то она просто к сестре в гости. А вот узнав от той, что Мэри тоже в Москве, вполне могла захотеть воспользоваться таким случаем… Я ездил туда, в тот дом наутро.
-Ты ездил туда?! Но ты ничего…
-А разве тогда тебе можно было бы что-то сказать?! Ты вспомни, как ты вел себя! Ты слышать ничего не хотел о Мэри. Ты даже не заметил, что после прилета в Лондон, я уехал и не появлялся все это время! Нет, я не обижаюсь, я не обвиняю, я только хочу сказать, что горе так сломило тебя, что я просто не вижу теперь Ричарда Тайлера. Понимаешь? Ты был болен, ты двигаться и не мог, ты почти не говорил, но я видел тогда Ричарда Тайлера, видел его глаза и огромную любовь в них, веру в силу этой любви. А сейчас не вижу. Ты сдался, ты сломался, и сердце твое перестало биться, вот и все… Легко любить безупречных людей! Красивых, веселых… Они прекрасны, ими можно гордиться, и сердце бьется так легко, с таким восторгом!.. Я не представляю, папа, как ты сможешь играть свой концерт. В нем, в твоих песнях не будет сердца. Кому они тогда нужны? Ты же знаешь, в чем был секрет «Королевского Креста», его потрясающего до сих пор обаяния. Четыре живых сердца, горячих, бьющихся, рвущихся к любви. Четыре потрясающих таланта, распахнувших свои души любви, всей своей вере в нее, в то, что она всегда возвращается, всегда приходит даже туда, где ее и не ждут. Тогда вы все знали это, тогда именно этой силой своих душ вы уговорили закатное солнце петь, научили миллионы людей слышать эту музыку и тоже верить, что где-то в небесах каждый день с наступлением сумерек звенят серебряные колокольчики вечной, непобедимой любви, которая уготована для каждого из нас… Вы победили. Голос Эдди до сих пор тревожит души, заставляет их плакать от счастья и таять. Но ты… ты… Мне тошно видеть тебя, отец. Больно. Я вижу старика, который забыл дорогу домой, потерялся. И что бы ты ни делал… Для кого ты готовишь концерт? Кому и что ты скажешь, споешь, если пусто в груди и твой собственный крохотный сын, зачатый в таких щемящих, таких искренних чувствах, сидит теперь один под присмотром няни и…
Ричард внезапно вскочил, обрушив на пол свой стул и так быстро, как только мог, рванулся вон из студии.
-Отец!
Рэй-Тайгер – за ним. Преодолев коридоры и лестницы, не слыша окриков Рэя-Тайгера, Ричард ворвался в небольшую комнатку, заваленную игрушками. У окна стояла, зажав одно ухо пальцем, а другое – сотовым телефоном, молоденькая няня, а в большом детском манеже горько плакал маленький Келтон и кудряшки его грустно золотились в лучах солнца.
-Келтон! – голос Ричарда сорвался, он склонился над манежем и поднял сына на руки. Прижал к груди и… заплакал.
-Вы уволены! – шепотом прорычал Рэй-Тайгер няне, пытавшейся засунуть свой сотовый в карман.
-Но… Он только сейчас заплакал! – пыталась оправдаться она, кривя ярко накрашенный рот.
-Мне плевать. Мы просто больше не нуждаемся в услугах няни!.. Вон отсюда.
-Но мистер Тайлер!
-Я сказал – ВОН! Завтра придете за расчетом.
Рэй-Тайгер подошел к отцу, прижимавшемуся губами к теплой макушке мальчика. Тот успокоился и тихо всхлипывал у него на груди.
-Родной мой… Мой дорогой… — шептал Ричард, и слезы катились по его щекам.
-Отец… Прости, отец…
-За что? – Ричард поглядел на Рэя-Тайгера покрасневшими глазами. – За то, что у меня сердце разболелось? За то, что я, наконец, почувствовал его?.. Рэй, я… я и вправду старик, и мне не следовало тогда рваться навстречу этой сумасшедшей любви, пришедшей ниоткуда, незваной и почти ненужной. Но ты прав, я — Ричард Тайлер, я тот, кому Господь дал слишком много, что бы теперь я вот так отплатил ему, я тот Ричи Тайлер, который шел за Эдди, восхищаясь им, его неимоверным сердцем, которому дано гореть до сих пор, и который верил в то, что они с Эдди – птицы из одной стаи. Да просто тот Ричард Тайлер, который знал вкус настоящего счастья, но… позволил себе забыть его, забыть, как это делается.
-Как же это делается? Как вы это делали, папа?? Скажи мне!
Ричард поглядел в личико Келтона, в его еще мокрые глазки, такие большие, такие лазурные, что улыбнулся, поцеловал сына в светлый лобик и произнес:
-Нет никакого секрета, сын, нет ничего такого, чего любому из нас не понять… Знаешь, был один случай – школьники не из числа отличников… а может, это были студенты – не важно. Они взяли и изобрели вечный двигатель. Понимаешь?
-Не совсем…
-Рэй, они смогли сделать это просто потому, что не знали, что это невозможно. Они не очень хорошо учились, они видимо, пропустили мимо ушей то, что помешало бы им сделать абсолютно и неоспоримо невозможную вещь… Мы пели, мы сочиняли и записывали музыку, подобной которой еще никто не слышал, не задумываясь, а понравится ли она кому-нибудь. Вернее, Эдди – тот знал, чувствовал. А мы просто верили ему и все. Мы соединяли в альбомы что-то совершенно несоединимое, какой-то дикий ворох совершенно разных мелодий и стилей, создавая таким образом свой собственный неповторимый никем стиль. Мы просто радовались тому, что делали, мы ловили настоящий кайф, а потом обрушивали все это на слушателей. Мы играли счастье, мы пели любовь, нарушая все законы шоу-бизнеса… Знаешь, как говорят – если нельзя, но очень хочется, то можно… Когда я чувствовал Мэри, еще не зная ее, я не думал, что это все – совершенно невозможная вещь, что это вообще смахивает на бред сумасшедшего. Я так захотел ее получить, что поверил в ее существование, наплевал на свой возраст, на все, что только может помешать. Я поверил в свои сны, Рэй, и ждал до последнего на том концерте, когда она появилась. Ждал, прекрасно понимая, что с разумной точки зрения у меня пуля в голове, но не мог, ни за что не мог отказаться, хоть и чувствовал, что умру, если ее нет, если я просто все это выдумал.
-А сейчас можешь отказаться? Сейчас не умрешь?
-Умру. Я уже почти умер. Я никак не могу поверить, что она, моя Мэри могла предать меня, но то, что я увидел…
-Ты просто не можешь победить свою гордыню, отец. Ты же «звезда», ты настоящая «звезда», ты очень хорошо знаешь, чего стоит то, что ты делаешь, и как много женщин до сих пор отдали бы все ради твоей любви. Тебя с самого начала обидело это ее решение ехать повидаться с друзьями, а уж когда выяснилось, что она еще и погулять с ними решила, когда не позвонила, как обещала, ты вообще оказался вне себя. Это гордыня, отец, не позволяющая тебе понять, что она – не безупречная, восхитительная и абсолютно послушная кукла. Она – человек, которому свойственно ошибаться. И потом, я уверен, ей просто очень хотелось, что бы ее друзья порадовались вместе с ней ее такому огромному счастью, ей так хотелось по-хорошему похвастаться перед ними твоей любовью к ней, любовью человека, о котором можно только мечтать. Но все обернулось совсем не так, как ей мечталось… Не даром она так стремилась когда-то покинуть эту страну! Да, люди там кажутся очень открытыми, в чем-то забавными, великодушными. Они на ура принимали вас, они щедры и бесшабашны… Но что-то там не так. Я почувствовал это сразу, как только пообщался там с людьми в гостинице, просто на улице. Складывается такое ощущение, что они попросту вовсю стараются поддержать все эти легенды о знаменитой загадочной русской душе. А на самом деле, она куда более загадочна… Как ты думаешь, каким может стать народ, который очень долгое время старательно и под страхом смерти или лагерей приучали предавать, быть «как все», превращая в жестокое, бездушное быдло? Я рассуждаю, конечно, общими фразами, но люди, загнанные в нищету, напрочь забывшие, какими были их предки, что они теперь могут из себя представлять? Зависть, жестокость, подлость – вот что скрывается под развеселой картинкой. Они не умеют ни радоваться, ни праздновать, ни жить по-человечески. Они не уважают себя, а, следовательно, и других. Они гордятся, обманывая законы и порядки, не понимая, что беззаконие – это крах, они превращают праздники в пьянки с мордобоем, их дети хамят в школах учителям и избивают друг друга до полусмерти, их женщины превращаются в проституток, продаваясь за машины, драгоценности, шмотки, даже не думая о том, что могли бы всего добиться сами. Молодежь смеется над теми, кто не похож на всех, кто старается учиться, называя их «ботаниками». А сами просаживают свою жизнь в ночных клубах, сидя на наркоте… Можно еще долго перечислять результаты моих наблюдений, но и этого достаточно, что бы понять – Мэри в беде. Она и была в беде, пока жила там. Но ее спасали вы, ваша музыка. И она поняла, чего хочет, она всем сердцем стала стремиться к вам, хотя, тоже наверняка понимала, какая пуля у нее в голове… Добилась, дотянулась до тебя и совершилось настоящее Чудо… Хотя, знаешь, я все время думаю, что Чуда и не было никакого. Это нам, привыкшим к серости будней, неудачам и разочарованиям, то, что случилось с вами, кажется Чудом, чем-то сверхъестественным. Но на самом деле, все ведь так, наверное, и должно быть. Так же легко, как рождалась и жила ваша неимоверная музыка, как появился Эдди – Великий и Невозможный – захотелось чего-то искренне и от всей души, значит, так оно и будет!.. Мэри попала в беду, просто погибает в этом ужасном болоте ее страны, где друзья предают от зависти, где опуститься до лицемерия и подлости – от маленького обмана, до чудовищного предательства – это норма жизни. Не обманешь – не проживешь! И недаром эта Кетрин Кеннеди – русская. Надо же ведь было выдумать такую гадость – пытаться вынудить беременную женщину отказаться от будущего ребенка ради возможности получить у нас вид на жительство! А главное – она искренне верила, что Мэри согласится!.. Она была там недаром, папа! И Мэри надо спасать.
-Как, Рэй?? Ты сказал, что ездил туда, и… что? Что ты там узнал? – голос Ричарда явно дрожал на жуткой ноте ужаса и непоправимого горя.
-Ничего хорошего на самом деле, папа. Мне эта ее подруга, сестра Кетрин Кеннеди, как я понял, заявила, что Мэри просто ушла. Никто не заметил, как и куда. Вот и все.
-То есть… как?! Ты хочешь сказать, что Мэри пропала???
-Боюсь, что это именно так и есть…
-Рэй… Господи, Рэй, все повторилось! Я поверить не могу – все снова! Ее нет и… Ничего, Рэй! Получается, совсем ничего – никакой надежды…
Лицо Ричарда исказилось страшной болью давно копившихся слез, и Рэй-Тайгер забрал Келтона из рук отца, которые немедленно зажали пальцами заболевшие глаза.
-Его, наверное, надо покормить?
-Д-да, наверное… — Ричард вздохнул со стоном. — Пойдем на кухню.
На кухне Рэй-Тайгер усадил ребенка в его специальный детский стульчик, налил ему сока и достал детское питание из холодильника.
-Сейчас я ему что-нибудь сварганю, а пока надо кого-то поискать. Ты же сам не справишься?
-Нет, к сожалению, не справлюсь… Пока Мэри была рядом, я хоть чему-то учился у нее, мы вместе ухаживали за Келтоном, а теперь… Знаешь, я даже старался как можно реже появляться рядом с ним. Идиот! Жалкий, конченый трус!
Ричард погладил малыша по головке.
-Господи, он же сейчас – это все, что еще успокаивает меня, что радует мое сердце! Как я мог?!.. Давай сейчас покормим его и пойдем в сад, посидим там немного. Поможешь одеть его?
-Конечно! Хотя, вот интересно мне, почему ты убежден, что я так хорошо умею управляться с малышами!
-Ну-у… Как-то ты так вот спокойно делаешь все…
-Почему же ты так не можешь? У тебя хотя бы, есть некоторый опыт – мы с Милисентой!
-Ага! Когда родились вы, я еще работал в «Королевском Кресте», я жил там и вас только время от времени брал на руки и играл. Где мне было научиться менять подгузники, кормить из бутылочки или из ложечки и так далее?! Лорна всегда ворчала, что в какой-то момент я просто получил готовеньких ребятишек, с которыми уже можно разговаривать, общаться и понимать, что они там лепечут…
-Я просто делаю и все, стараясь не бояться, получится у меня или нет. Кроме того, Келтон – чудесный малыш! Он такой спокойный, ласковый. Посмотри только, как он ест! Ни разу не отвернулся, не закапризничал. Ест и улыбается!
-Только он не светится, как раньше… — пробормотал Ричард.
-Когда Мэри была с ним? – осторожно спросил Рэй-Тайгер.
-Он обожает ее… Он всегда так смотрел на нее! Следил за каждым ее жестом, а когда она прижимала его к себе, просто млел, сиял весь, как солнечный зайчик.
-Это потому, что чувствовал, как она любит его… Келтон всегда будет для Мэри не просто ее сыном, а частью тебя, которая останется с ней, когда ты уйдешь. Понимаешь? Ей… Прости меня, отец, но мы оба – взрослые люди и знаем, что ей предстоит пережить тебя, пережить такую чудовищную утрату, какую и вынести невозможно. Но с ней останется он, такой похожий на тебя, какими мы с Милисентой никогда не были. Он – просто точная твоя копия! И она любит его бесконечно. Как же это не чувствовать?!… Только вот как она сейчас без вас? Где она?..
-Боюсь, эти твои вопросы – все, о чем я теперь смогу думать… — прохрипел Ричард сорвавшимся голосом.
Рэй-Тайгер быстро справился с переодеванием Келтона, втроем они вышли в сад и подивились на редкость солнечному и теплому для поздней осени деньку.
-Может, возьмем коляску? – спросил Рэй-Тайгер у Ричарда, но тот только помотал головой.
-Нет, не стоит. Хочу подержать его на руках, тем более, что малыш вот-вот уснет.
-Я все-таки, возьму. Ты очень быстро поймешь, что полугодовалый ребенок – не самая легкая ноша!
Они прошлись по саду, Келтон уснул и Ричард опустился на скамью, подвешенную на цепях. Солнце ласково пригревало, было тихо и так спокойно, так сладко, что даже на душе стало легче.
-Где она, Рэй? Что ты думаешь? Ты пытался ей звонить? – тихо спросил Ричард, точно боясь спугнуть этот удивительный солнечный покой под ярко-синим небом, не смущенным ни одним облачком.
-Ее номер постоянно недоступен, — так же тихо ответил Рэй-Тайгер. – Я думаю поехать в Москву и искать ее там. Другого выхода нет.
-Я поеду с тобой.
-А Келтон? Ты потащишь его с собой при условии, что там придется много побегать?
-Наймем новую няню и возьмем с собой.
-Это не выход, папа. Тем более, что тебе надо готовить концерт, о котором уже заявлено, люди работают и ты не можешь бросить все это на неопределенное время.
-Мэри важнее любого концерта!.. Положим Келтона в коляску – я хочу покурить.
Ребенка прикрыли одеяльцем, и Ричард зачем-то взялся покачивать коляску.
-Я не спорю, что Мэри сейчас, да и вообще для тебя важнее всего, — Рэй тоже прикурил, стараясь, что бы дым не несло к коляске. — Но подумай о том, как она всегда гордилась тобой, как душа ее со всем ее восхищением и этой самой гордостью склонялась перед вами, перед тем, что вы сделали, перед вашей потрясающей музыкой! Ее страшно огорчит, что ты сорвал концерт, сорвал из-за нее. Ты для Мэри всегда будешь прежде всего, великим музыкантом, и лишь потом ее мужем. Между отдыхом на каких-нибудь Канарах и твоими гастролями она, безусловно, выберет гастроли, что бы еще и еще любоваться тобой на сцене, гордиться тобой, обожать тебя все сильнее и сильнее. Как ты не поймешь?!
-Я… понимаю. Понимаю, Рэй. И что бы ты ни говорил, она всегда останется Чудом для меня, не понятно, за что на меня свалившимся. Смог же я даже на эти несколько недель предать ее, поддаться обиде и гордыне! Нет мне прощения!!
-Поверь, есть! В ее душе даже тени обиды не будет. Боюсь, сейчас она просто в ужасном страхе и горе, в кошмарном непонимании – где же ты и почему до сих пор не с ней.
-Если с ней вообще что-нибудь не случилось! Она же наверняка, в итоге вернулась в гостиницу и там ей сообщили, что я уехал, что бросил ее. Что она могла подумать, что могла натворить с собой, Рэй?? Господи, мы ведь и документы ее увезли! Она даже вернуться сюда не сможет сама!
-Как это увезли?! Ты не оставил ее вещи в гостинице? Как это??
-Да черт его знает! Ее вещи она укладывала почему-то вместе с вещами Келтона, в один чемодан. Документы тоже лежали в нем, в боковом кармане. Мэри сама их туда сложила, что бы не таскать в сумочке – она же у нее такая крохотная была!.. И когда мы собирались вылетать, я попросту скидал вещи Келтона в чемодан, запер его и отправил в багаж. И лишь здесь, когда вспомнил, что надо достать детские вещи, обнаружил и все остальное.
-Папа!!
-Тебя не было, что бы еще тогда вкрутить мне мозги, что бы рассказать об этой чертовой Кетрин Кеннеди и ее жажде мести! Я варился в своем горе один…
-Да-а… Ситуация… Вот теперь Мэри действительно, может оказаться на улице без документов, без денег, без помощи.
-Постой, у нее там еще одна подруга была! Та, что помогла ей после взрыва газа. Аптекарша какая-то, что ли. Может, она к ней обратилась за помощью?
-Дай Бог! Жаль, что мне ее не найти.
-Но что же ты собираешься делать? Как ты станешь действовать?
-У нас остается только мистер Крамер, если ты помнишь, о ком я говорю.
-Консул Великобритании в Москве? Ты надеешься, что он сможет нажать на какие-то свои рычаги? Но не забывай, что Мэри – все еще гражданка России. Будь она подданной Великобритании, все было бы проще. А так…
-Об этом я узнаю. А вот тебе тоже придется поработать здесь!
-Ты о чем?
-И сделать это сможешь только ты, — продолжил Рэй-Тайгер, словно, не замечая вопроса Ричарда.
-Рэй!
-Пап, тебе придется испросить аудиенции у ее Величества.
-Что??
-Только она способна помочь. Только с ее указания Мэри могут в качестве исключения сделать гражданкой Великобритании, опустив все формальности, тем более, что все ее документы у тебя, а ее ребенок уже подданный ее Величества.
-Ты несешь полный бред! Да там и слушать меня не станут!
-Кто знает… Ее Величество же когда-то наградила «Королевский Крест» за заслуги перед отечественной музыкальной культурой! К вам всегда благоволили. Попробуй, папа! Попытка – не пытка. Но если это выгорит, искать Мэри станет гораздо легче. Все-таки, она будет уже гражданкой нашей страны, а за своих мы сражаемся.
-Ну, хорошо, хорошо, я попробую…
Еще почитать:
Белый Лотос
«Яман и его семья»Глава третья. «Жизнь». «Когда счастливаяа когда и с трудностями». Глава 33 —
«Яман и его семья»Глава перваяЗнакомство с героями. Часть 10 —
Первая кровь — Твои желания в объятьях ночи
«
»
