– Пока они бегают по коридорам, мы спокойно сидим, разговариваем, наслаждаемся. Когда мы так еще поговорим? Я заметила… Все такими сразу открытыми стали. – проговорила Алина.

– Опасные обстоятельства заставляют еще г’аз подумать о ценностях в жизни. Я вот концег’ты хотел собиг’ать, если честно. Плевать, что я каг’тавый… Все г’авно тянулся к музыке, учился игг’ать на гитаг’е, петь. Даже стг’оил из себя ценителя. Мать всегда говог’ила, что у меня не получится стать г’ок-музыкантом, что я никогда не буду на сцене. Отныне я не буду нигде. Точнее… в могиле буду. Я в пг’инципе и не надеялся, что стану популяг’ным, но тепег’ь надежды точно нет. Все кажется законченным. А ског’ее – даже не начавшимся. – Родя улыбался, хотя говорил то, что, наверное, никогда бы не сказал, если бы его вместе с остальными не заковали в опасные обстоятельства.

– А вдруг мы выберемся. Вон, спасение-то за окном. – махнула Алина в сторону пожарных, полицейских и скорой помощи. – Я не собираюсь сегодня умирать. Мне еще надо востребованным дизайнером стать, пожить в Москве, в Париже, в Токио, в Сеуле, сделать несколько операций на теле, понаслаждаться, пожить для себя, а там уже посмотрим… И ты не прощайся с жизнью. Ты тоже, Ваня.

– Я и не знаю, кем хочу быть, если честно. – задумчиво вдруг проговорил Савва, – Мне надо было после девятого уходить. Я от слова совсем не готов к экзаменам.