Из глаз моих хлынули слезы, все вокруг потемнело. Потерялась я в ночи, совсем одна, как и писал Хадсон…

Кто-то тронул меня за руку. Я постаралась открыть глаза и увидела расплывающееся передо мной лицо Жюли. А еще солнечный свет раннего утра, заливший комнату – гардины были распахнуты и одно из окон приоткрыто. Через него в спальню вливался свежий утренний воздух, такой сладкий после ночной духоты.

Дни шли за днями, странные, кажется, совсем пустые. Я принимала лекарства, терпела уколы, ела еду, приготовленную Жюли. Да-да! Она, оказалось, прекрасно готовит! Но когда я спросила, почему она не пожелала кормить Хадсона, она только подняла брови и покрутила головой – так было и так будет!.. Может, от лекарств, но я чувствовала постоянную вялость, и когда намекнула Жюли на то, что хочу съехать из этого дома, для меня большим облегчением было ее просто сногсшибательное отрицание этой моей затеи. Может, оно так и надо – пусть появится хоть кто-нибудь из них двоих, и я хоть что-то попробую понять. Хелена была права – никогда нельзя рассчитывать на то, что во всем разберешься сразу и именно тогда, когда тебе это покажется удобным и логичным!.. Только никто не появлялся, и я почти перестала ждать, утопая в апатии и лени, забыв, что такое прогуляться по улице – мне хватило небольшого садика позади дома, о наличии которого я раньше просто забывала.

Там-то, в том садике, где я полу дремала на удобной скамье с видом на клумбу, меня и застала Жюли. Я увидела, как она бежит ко мне с чем-то белым в руке… Что?? Неужели мне письмо?! Она протянула мне конверт, на котором, как странное повторение, стояло лишь: «Мишель». Только отпечатанное на компьютере. Я открыла его и заметила, что Жюли продолжает стоять рядом со мной.