— Так, компаньон, мы имеем пятьсот. Вложения были триста двадцать за трое штанов, если помнишь, так?

— Да, так, я записываю все затраты и приходы. Бухгалтерию веду.

— Молодец, чувак. Итак, прибыли сто восемьдесят. По вложениям выходит так… мне сотка и тебе восемьдесят. Всё верно, компаньон?

Сергей пару минут прикидывал, вспоминал, — Да, так вроде… верно.

— Давай в «Эльф», чего-нибудь похаваем? Хотя нет, давай в «Ольстер», там поцивильнее будет. Не хочу на рожи системщиков и хиппарей смотреть.

Сергей понимал нелюбовь Севы к неформалам Сева приехал в Ленинград из Узбекистана. Приехал, как он полагал, в самый европейский город страны. Ну, не считая Таллина и Риги. В нём еще не сформировалась терпимость к «инаковости», как про себя называл отличия неформальной молодёжи от остальных Сергей.  Терпимость, когда ты понимаешь, что в большом городе могут прекрасно уживаться любители разной музыки и литературы, что не все должны быть одинаковы. Одинаковость хотела сформировать советская власть. Даже определение придумали «советский народ». Сергей в школе пытался это осознать и как-то не очень получалось. Особенно перестало получаться после поездки в Латвию, где продавцы в магазинах или кассирши в столовых наотрез отказывались обслуживать на русском языке. Или во Львове… Сергей с отвращением вспомнил красные рожи молодых парней, которые окружили группу ленинградских школьников на одной из городских улиц и на украинском языке начали советовать им убираться быстрее с «ридной Вкраины». Язык хоть и украинский, но общий смысл посланий был понятен.