«Веками стоял он в прозрачнейшем озере, покоящемся среди садов. Ветви деревьев, усыпанные плодами, нежно оглаживали его волосы. Виноградные гроздья призывно раскачивались пред очами. Вода озера доходит ему до подбородка. Но лишь только он, истомленный жаждой, наклоняет голову, вода исчезает, обнажая черную сухую землю. Стоит ему, мучимому голодом, протянуть руку к ветке дерева, как порыв ветра отводит ее так далеко, что не дотянуться. Да к тому же и скала, нависшая над его головой, держится каким-то чудом, в любую минуту готовая раздавить нечестивца.»

Пронзительно, мерзко кричат чайки. Бесшумные хлопки крыльев, каковыми были раньше для него- теперь слышны, биением крови в ушах, страхом, колотящимся где-то в горле комком сердца.
Пролети ближе, о, чайка, овей меня ветром. Мне не хватает… Мало благого воздуха… скоро его не будет совсем, незаметно не станет. Боги, дьяволы спасите меня, молю.

А вода уже смочила колени, темное, неотвратимое ползет вверх по домотканым штанам, щиплет ранки, о которых он и забыл уже. Срывается каплями с ресниц влага, смешиваясь с потом, разъедает, а кожа раздражена и вся давненько горит как после пощечин.

Пощечины ему давали да, и кто, шлюха, из деревенских, еще солома в волосах, девчонка, тебе бы мамке помогать на поле с золотыми как ее волосы тяжелыми колосьями под ярко-синим как ее глаза небом, а туда же, в город. Красивые наряды, богатые, щедрые клиенты… ох мечты… но, все то же старое платье, в потеках остающихся от ее труда, крови и рвоты, на которую можно махнуть рукой как и на себя. А деньги то ты все равно пропьешь, глупая.