И к сожалению она уже не была способна вызвать у меня симпатию, некий интерес, мечты о раздельных восторгах юности.
Вспоминается, что на ней был бесполезный сейчас берет, выцветший, малиновый оттенок, крашеная шерсть. Вдобавок сплошь покрытый катышками и перхотью.

Вещица, скажу прямо, бесполезная. Ветер уже вовсю протягивал свои многочисленные руки, хлесткие прикосновения его вызывали  стойкие ассоциации с ощущениями после многочисленных пыток.

Когда-то, что может ощущать боль, уже отмирает, так сказать за ненадобностью и остается только это смутное чувство.
Мне казалось- женщина, а она сидела ко мне спиной, нахлобучила эту вещицу скорее по привычке. Не вполне осознавая того, что она делает.
Берет впрочем, был данью прошедшей не так давно эпохи. Его положено было носить.
Стигматами выступило на памяти, да так, что не проглядишь. Лишь можно осторожно огибать мыслями священный рубец, если мне было бы позволено уточнить.

Мое внимание увлекло ее почти лисье лицо. Вздернутый, острый нос. Большие, широко открытые глаза. Они не были запавшими. Не тонули в глазницах, лишь опускались уголками книзу, тяжелые веки прикрывали их. Женщина казалась внимательной.

Ее ничто не могло уже заинтересовать. Я старалась проследить направление ее взглядов. О, она смотрела в никуда.
Только я чувствовала в ней еще что-то. Пожалуй это можно назвать жизнью. Моя случайная пассажирка словно светилась таким на фоне окружающих. И с каждым мигом все больше. Не думаю, что она могла узнать несколько случайных моих взглядов.