Все это издевательски так, фиглярски, весело. Молчать? Ответить? Поднимаю глаза на него. Совсем рядом оказывается. Смотрит в упор не мигая.  Точно зрачками черными дырищу прожигает. Напротив вовсе, и не виделось как напротив за своею скорбью. Камзол солдатский, в таких были те солдаты которые- черная-черная  волна ненависти да одно злорадство. Море теперь и во мне, пенится, выбрасывает из нутра своего мусор, дохлых китов и водоросли с темной мутью со дна.

Все гадкое, протухшее давным-давно, но уже никакое. Смотри! Давись! Твое, для тебя. А он продолжает, ухмыляется, губы кусает, да так, что они его же кровью подведены, разводами по подбородку, не высыхает, не тускнеет, такие яркие. Если наклонится к нему, ударить же головой можно, лбом нос разбить, заткнуть наконец мразь эту. Ненавижу. Снова свое заводит.

-Что зверенышем смотришь? Как есть звереныш. Укусить хочешь, верно. Вижу хочешь..

Фокусируюсь, но все расплывается, слезы непрошенные текут. Мотаю головой без смысла, и все равно вслушиваюсь в этот голос, отвечаю вдруг что-то, с непривычки собственный то голос глухой, нежданно тихий.

А мой собеседник он невзрачен, грузен, как есть постаревший пастор попавший в опалу за ересь или булочник, потихоньку травящий покупателей крысиным ядом потехи ради. Все мы тут убийцы. И убивают нас тоже убийцы, ха, всё они так считают. Нас убьет море. Нас просто убьет море.