Бьянка замолкает, с нетерпением поглядывая на Клеменцию. Гортензия надув губы отворачивается от них.
Клеменция:
Ну и какой же вывод тут?

Бьянка:
Такой! Что лучше в поле голодать,
Чем на себя взваливши труд,
Про невозможное рыдать!

Клеменция:
Ах, Бьянка! Если б знала ты…

Бьянка:
Чего ж тут знать? Слинял в кусты,
Ваш верный рыцарь. Оторвать
Иным бы их язык паршивый,
Чтобы не смели обещать
И дам смущать.
Ох, пес блудливый!

Гортензия:
Ну что ты мелешь, право слово!
Освальдо мил был и вообще…

Бьянка:
Был мил? Помилуй меня боже!
Таких не перечесть в стране!
Вот по себе сужу, не думай:
Один клянётся мне в любви,
Другой зовет меня на ужин,
Ещё один несет сапфир.
А почему? Зачем весь праздник?
Или точнее маскарад?
Мужчина — ветреный проказник,
И мной воспользоваться рад.

Клеменция молча слушает, но не вступает в спор.
Гортензия(возмущенно):
Тобой? Нет, это же смешно, народ!
Девчонка ты! Хвастунья! Пакость!
И соблазнится лишь урод,
В канаве грязной тебя лапать!

Клеменция краснеет и встает со скамьи. Лицо ее выражает укор и отвращение к беседе. Она собирается прекратить спор, но возмущенная Бьянка отбросив в сторону тряпку, подскакивает на скамье.

Бьянка (в сердцах):
Вы дура просто! Вам завидно!
И я устала повторять:
Что хорошо мужчине видно,
Кого из нас двоих лобзать!
Да пусть бы лапал и урод,
Любовь бывает и бесстыжа.
А вам не вспашут огород,
Хоть обойди всё … до Парижа!