Даррен усмехнулся.

— Ладно, — вздохнула Джил, — хотя бы на период отпуска. Сменить черный цвет на белый.

— На белом видна вся грязь. Это как с человеком — он может быть белым и пушистым, но рано или поздно обязательно замарается и уже не сможет смыть с себя пятна, поэтому все вокруг будут видеть, что когда-то он был белым, а теперь ходит чернее ночи. Ближе к смерти любой белый цвет смывается, сменяется не черный. Поэтому куда легче всю жизнь ходить как я. Тогда и пятен будет не видно.

— Ты даже вопрос о выборе одежды сведёшь к философским размышлениям, лишь бы отстоять своё.

— Если ты это знаешь, то зачем продолжаешь упрашивать? Ты ведь знаешь, что я не сниму её. Сколько раз мы ещё будем говорить об этой чуши?

— Пока ты не поумнеешь.

— Этого никогда не случится. Ни с кем из нас.

— К черту, — Джил махнула на лежащего сына рукой и направилась к выходу. — Чем больше с тобой общаешься, тем больше хочешь повеситься.

— Так считаешь только ты.

— Плевать, кто так считает, — она уже собиралась выйти, но остановилась на пороге. — Ты принял лекарства?

— Те, что в картонной коробке с надписью «ЛЕКАРСТВА ДАРРЕНА, ПРИНЯТЬ ОБЯЗАТЕЛЬНО»? А ты как считаешь?

— Мог бы просто ответить «да». Чем это пахнет?

— Я жёг свои старые стихи, — Даррен махнул рукой на стоящее возле стола пластиковое ведро, полное бумаги. Такая отмазка всегда работала, когда необходимо было отвести внимание матери от запаха сигарет в комнате.