— Опять?

— Снова. Это нормально для такого больного вроде меня — уничтожать созданное им.

Джил закатила глаза.

— Спускайся, мы садимся обедать, — сказала она.

— Я не голоден.

— Мне лучше знать.

Приказав ещё раз разобрать вещи, Джил вышла из комнаты, хлопнув дверью. Вскоре Даррен услышал её отдаленные шаги по коридору. Половицы противно скрипели. Удивительно, как этот домишко вообще держится.

Сняв капюшон своей черной кофты, Даррен заставил себя встать с кровати и подойти к столу. Проходя мимо окна он выругался — можно сказать, что почти целая сигарета улетела просто так в небытие. Сколько у него ещё в пачке? Должно хватить до их отъезда обратно. Насколько знал Даррен со слов отца, они здесь одни. Одна семья Муров чёрт знает где, живёт в пяти милях от шоссе и в пятидесяти милях от цивилизации. И он, Даррен, с двумя десятками сигарет, отделяющих его от помешательства и тотальной скуки.

Он рухнул за стол, извлёк из скрипучего ящика стола блокнот и, раскрыв его на случайной странице, уставился на манящий белый лист. В голове, помимо остатков злобы на самого себя за потраченную сигарету и на родителей за то, что те привезли его в эту глушь, была только пустота. Или даже вакуум, засасывающий в себя любую хорошую рифму или дельную мысль. Его творческий настрой во многом зависел от настроениях. Что ж, значит, сейчас это настроение было совершенно не поэтичным. Даррен взглянул на себя в небольшое зеркальце, стоящее прислонённое к стене.