-Как раз об этом, о ней я и хочу поговорить с тобой, мама. Это очень серьезно и разговор этот будет не из легких. Но я должен все тебе рассказать, потому что, ты — моя мать, ты и Катарина — самые дорогие для меня люди. Выслушай меня, но только не тревожься. Хорошо?

-Хорошо, сынок, я постараюсь.

Эльза фон Канарис улыбнулась и погладила сына по руке, хотя сердце ее, сердце матери тут же кольнуло и заныло оно в тяжком предчувствии.

-Тогда слушай, мама… Эта девочка, Катарина Клямер, родилась в России. Да, да, в советской России, с которой мы воюем сейчас. Катарина из семьи старого немецкого офицера, который в молодости влюбился в русскую девушку и, женившись на ней, остался в России, поступив на службу к русскому царю.  Катарина его внучка, дочь видного инженера и польки. Воспитана в лучших традициях, получается, сразу трех национальностей.

-Как она воспитана, можешь мне не рассказывать — все и так по ней видно. Наша семья могла бы гордиться такой невесткой, — заметила баронесса.

Канарис благодарно улыбнулся и продолжал:

-На ее долю выпало столько, что и представить трудно. Вся ее семья погибла от сталинских репрессий. Ей пришлось пройти и приют, и работу на ткацкой фабрике, и жизнь в бараке. Но она вырвалась, научилась летать на самолете, стрелять.

-Она воевала против нас?

-Да, мама. Воевала. Ее самолет был сбит нашими зенитками, она попала в плен, и плохо все кончилось бы для нее, если бы она… — Канарис невольно усмехнулся, — если бы она не ругалась во сне отборной армейкой бранью на чистейшем немецком языке. Это уже, похоже, заслуга ее вояки — деда… Наши услышали, заинтересовались, очевидно, решив, что комиссары заслали ее к нам с каким-то заданием — глупо ведь не использовать такое совершенное знание вражеского языка. Так она попала к нам, в СС.