-Вот об этом я и пришел поговорить.

-Я что-то не очень понимаю, Франц. Я чем-то могу помочь?

-Можешь, немного. Но дело не в этом, конечно.  Спасая ее, я автоматически становлюсь преступником для Рейха. Следовательно, мне остается лишь одно — исчезнуть вместе с ней. Увидимся ли мы с тобой в таком случае, я не уверен.

-Так ты приехал попрощаться со мной? — глаза баронессы наполнились слезами, но она улыбалась. — Мы ведь оба знаем, как недолго мне осталось с моим больным сердцем.

-Мама! Господи, мама!

Канарис бросился к матери. А она плакала

-Не расстраивайся, мама! Ты знаешь, я очень тебя люблю и сделаю все, что бы мы снова встретились, если это будет возможно!

-Ты, хотя бы, сообщи о себе, обещай мне!

-Конечно, мама! Обязательно! Ты запомни — к тебе, в случае удачи, придет мой старый приятель, актер. Конечно же, не под своим именем. Он передаст тебе весточку от меня. Но тоже под другим именем. Запомни — меня будут звать Рольф Шнайдер. Он так и скажет тебе — весточка от Рольфа Шнайдера.

-Да, да, Франц, я запомню. Хорошо… Но чем еще я могу помочь тебе?

-У тебя ведь наверняка сохранилась какая-нибудь моя старая одежда. Я имею в виду, с тех времен, когда мне было лет шестнадцать.

-Дай подумать… Возможно. Скорее всего, да. Надо посмотреть…

Когда машина Канариса отъехала от ворот дома баронессы, в глазах штандартенфюрера стояли слезы. Он слишком хорошо понимал, что уже никогда не увидит свою мать. Знал он и то, что и ей это известно.  И сейчас, там, в своем огромном особняке она осталась совсем одна. Больная, немощная женщина, навсегда простившаяся со своим единственным сыном. Мама…