— О чем ты хотел меня предупредить? – вернулся к старой теме я.

— Ты не ответил на мой вопрос.

— Я переехал сегодня утром, — ответил я.

— Понятно, — Дик снова высунулся в окно. – Значит, ты пока еще не знаешь…

— Чего не знаю?

— Том, — он посмотрел на меня в упор.

От его резкого разворота в темноте, я невольно отступил назад, сжав крепко свои кулаки. Моя голая нога наступила на мягкий ковер.

Из-за мрака я не мог рассмотреть его глаз. Я видел только две черные дырки, изучающие мое лицо. От такого взгляда мне становилось не по себе.

— Я был еще тем дурачком… — продолжил он. – Хотя мне говорили, предупреждали, но я оказался, как всегда, на своей волне. Не послушался.

— К чему ты клонишь?

— Я помню, как Малыш Билл пришел ко мне ночью, стоял у этого же окна, и сказал, чтобы я не шел на поводу, чтобы я имел чистую голову на плечах, не забитую гребаным дерьмом. Однако, я его желаний не оправдал, я попался, попался, как мышь в мышеловку…Но, что я помню с того времени лучше всего, так это чувство стыда, вины, которое я ощущал, когда встретился глазами с человеком, что говорил мне об опасности, когда я посмотрел на Малыша Билла. Мы сидели в пустой комнате, где не было ни мебели, ни даже пыли – просто четыре голые стенки. Еще я помню свечение, будто, фонарик…Оно било мне в глаза, заставляло закрыть их. Я прикрывал лицо руками, как мог, однако, это спасало слабо. Когда я спросил Билла, мол: «Где я?» Он сказал лишь: «Я же тебе говорил». Он проговорил эту с таким упреком, что красная краска укутала меня с ног до головы. Когда я спросил про странное свечение, которое выкалывало мне глаза, он ответил, что это все от непривычки, и что совсем скоро, такое свечение станет для меня нормальным, обыденным. Он не ошибся – так оно и стало. Больше в тот раз он ничего не сказал. Мы сидели молча.