— Что? – не понимая моей реакции, спросил отец.

— Я подумал про лифт.

— А, ясно… аж самому смешно стало.

— Ага.

— 100 лет назад, — сказав это, он отошел от стенки и заново загрузил на себя три сумки. – Продолжаем.

Мы возобновили подъем. Он шел впереди, невольно покачиваясь, я замыкал наш короткий строй. Моя свободная правая рука скользила по перилам. Однако, только я посмотрел на их вид, сразу же убрал руку. Дерево было достаточно жестким, красная краска с него давным-давно слезла, лишь в некоторых местах она все еще продолжала висеть. Если нажать ладонью посильнее и быстро провести по этим перилам, то, явно, с почти сто процентным шансом, можно было загнать себе огромную занозищу, и не одну, а сразу несколько. Занозы я не переносил, потому как до смерти боялся игл, которыми мой отец всегда и доставал мелкие кусочки, что попадали под кожу. Если загнать себе не занозу, а целую занозищу, иглу придется брать по длиннее, и кожу надо будет разрывать по глубже. Убрав руку с опасных перил, я поежился и отошел от края ступеней на пару шагов влево.

— Что там такое? – поинтересовался отец, заметив мое отступление.

— Ты на перила посмотри, — сказал я ему с раздраженностью.

Он посмотрел и даже провелся кончиками пальцев по древку. Сделав это, он тихо засмеялся.

— Ясно, — он понял, что все дело в занозах, которые я так ненавижу.

Через минуту мы поднялись на наш этаж, где мертвая тишина сразу заставила о себе думать. Я медленно шел по зеленому коврику, что провожал узкий коридор, освещенный тусклым светом очередной пыльной люстры, и пытался прислушаться к малейшему шороху. Его не было, как я не вслушивался. Никто не разговаривал, никто не стучал, будто, и не дышал. Мне казалось, что в такой тишине, можно было услышать свое собственное сердцебиение.