— Мы еще встретимся? — Конечно, — мягко улыбнулась она. – Хочу попробовать вновь заняться бегом… Теперь буду каждый вечер, наверное, тут… А ты?
— Могу приходить к тебе сюда. Можно?
— Была бы очень рада. Ну, теперь, мне пора, наверное… Спасибо тебе за зайчонка. За все то, что сделал и для меня. И за то… что ты такой есть…
— Ну что ты… — ответил я, смутившись от ее слов и уже такого любимого мной взгляда, так приятно задевавшего за сердце. – Хочешь, мы завтра насадим цветов… Живых… На могилке у маленького. Таких, чтобы цвели там всегда…
— Я уже думала об этом, — с тихой грустью ответила Марина. – Хочу спросить у бабушки хотя бы немного… Там у дома такой большой цветник…
— Я завтра сам спрошу у нее, – с готовностью вызвался я, так желая сделать девушке не столько приятное, сколько выразить заботу и свое внимание, которые так хотелось, чтобы почувствовала она . – Для тебя.
— Да не надо, Вань, — улыбнулась Марина. – Я сама. И не надо больше заботиться обо мне. Я более чем самостоятельная, чем ты думаешь…
— Знаю.– я опустил голову, чувствуя себя неловко. – Просто хотел помочь.
— Ты и так сделал для меня многое. Больше не надо. И не обижайся. Пойду я, Вань…
Я держал в руке ее ладонь… теплую и влажную, выпускать которую очень не хотелось… разве что совсем пойти наперекор себе и всему тому, что так этому сопротивлялось… Этому странному огню в собственном сердце, которое все мое существо, казалось, только еще начинало познавать…
— Не хочешь отпускать меня… да? – вдруг совсем тихо спросила Марина, как-то странно посмотрев мне в лицо.
— Не хочу… — тихо ответил я, не сводя с нее своего взгляда, который просто терялся в этой красивой глубине больших серых глаз.
— И мне очень не хочется… Нам надо было встретиться сегодня пораньше, наверное…
— Мне кажется, и даже этого времени для нас оказалось бы мало…
— Ты тоже так думаешь?
— Да… Как и ты.
Марина опустила глаза, снова чуть смущенно улыбнувшись.
— У тебя сейчас все хорошо? – осторожно спросил я, легонько дотрагиваясь ладонями до ее голых плеч, не таких теплых, и уже успевших впитать прохладу наступившего вечера.
— Был такой соблазн остаться в постели… – со вздохом призналась Марина. — Захотелось снова спрятаться от всего, когда ты ушел. Не хотела выходить из дома. Внутри такая пустота… Все время кажется, что от меня не осталось ничего… Все отняли. Даже собственное тело. Которое так мерзко растоптали…
— Все пройдет… Вот увидишь.
— Не знаю. Разве что только благодаря тебе…
Она подняла на меня свой взгляд. Такой блестящий от вновь нахлынувших слез, что мне даже показалось, что в нем отразилось все… Что было сейчас у нее внутри, как и то, сколько оставалось еще не рассказанной боли, которая стала переполнять и меня, начиная жечь сердце. Я чувствовал, как не замечая того, уже начинал жить ее жизнью, становился незримой ее частью, независимо от того, хотел этого или нет. Вряд ли теперь я мог иначе.
Я тебя люблю, а ты? … сколько мысленно я спрашивал у этой красивой молодой девушки, сколько признавался ей в любви… я уже не помнил. Эти чувства жили во мне с самого первого дня нашей случайной встречи, как и слова, которые еще никогда не говорил ни одной девушке в своей жизни. Я чувствовал, насколько просило, хотело этих признаний мое собственное сердце, напоминая об этом своим настойчивым стуком и взволнованным пульсом по венам… во мне, так и не набравшимся смелости, и о чем так и не решались сказать мои губы.
Сказать обо всем сейчас… и будь что будет. Более лучшего момента, как сейчас, наверное, вряд ли можно было найти… А будет ли он завтра, или когда-нибудь потом… И будет ли он вообще… Я этого не знал. Но взглянув в красивые глаза девушки снова, так и не решился.
— Пока, Вань… — с глубоким вздохом сказала Марина, развернувшись в сторону тропы, которая была уже не так хорошо видна в сгустившихся сумерках. — Давай до завтра. Так мы никогда не расстанемся.
Она оглянулась, чтобы в последний раз одарить меня легкой улыбкой… …
