На следующий день из Парижа вернулась мадам Бенуа, которая приехала на выходные к мужу. Милая, улыбчивая женщина очаровала меня своей проницательностью и любезными манерами. Душевное спокойствие моментально наполнило моё сердце, стоило перекинуться с ней парой фраз, слабая и одновременно сильная, наполняющая смыслом любое ответственное решение. В тоже время, вхожая в правительственные круги Франции, она не была готова остаться настолько открытой, насколько ей дозволяло бы её желание сделать это для своего собеседника.

— Как вам спалось у нас?

Рассказывать ей свой сон, в котором я видел Медведева с кадилом я не стал, а лишь поблагодарил за приём и внимание, и сказал, что хотел бы чаще их навещать в будущем.

— Рассказать вам, как мы познакомились с Филипом?

Я кивнул.

— В аэропорту маленького городка мы ссорились, посыпая голову пеплом, и избирая колкие глаголы. В конце концов, я сдалась и отвернулась. Скорее всего мы разойдёмся, а он найдет другую. Гордыня повисла тяжелым облаком над нашими сердцами – и не сдвинешь, а у стойки объявили выход на посадку. Белокурый мальчик в клетчатой рубашке смотрел и не понимал, откуда у меня слёзы. Когда мы ссорились, пытаясь сделать друг другу больно, мальчик заглядывал на меня, от этого я интуитивно смягчала слова, неосознанно, переключаясь на его ангельский вид. Это была какая-то скандинавская семья, которая прошла впереди нас. Мы вошли в салон самолёта, и стюардесса подсказала нам места. Больше мы ни о чём с ним не разговаривали. До самого Парижа мы летели молча. А приземлившись, мы расстались, и я ему больше не звонила. Возможно, так было нужно ему или мне, что уже неважно.

— Простите, мадам, а где же тут месье Филип Бенуа?

— А его тут нет, я рассказала вам об отце Амины, он из Марокко.

— Амина – не дочь месье Бенуа?

— В тот же день, когда мы расстались, я встретила Филипа – он помог мне с тележкой в супермаркете…

— А что же случилось с отцом Амины?

— Однажды, мой лайнер отдалялся от побережья Тихого Океана, вглубь через Штаты в Европу, домой. Под крылом меня приветствовало море огней. Меня ещё раз спросили на таможенно-паспортном контроле, не шпион ли я. Но так как я не шпионка, мне удалось вернуться в Шарль де Голль, где я оставила свой автомобиль на парковке. Он меня выследил. Мы долго разговаривали. Мы говорили о том, что свет клином не сошёлся и нужно лишь смирение. Он называл меня рыжей бестией, но готов был всегда убежать к другой. Зря я повелась на его разговоры, – мадам Бенуа переменилась в лице, – в тот вечер, когда можно было всё переиграть, мы ещё раз проехали в полном молчании. Я припарковала автомобиль, но мы оба не выходили. Не хотелось выходить. Он расплакался, даже разрыдался и прильнул ко мне. Что я могла сделать, как не посочувствовать?

— Что за пир во время еды? – по ступенькам сверху спустился Бенуа, поцеловал супругу и присоединился к завтраку. Лицо его было слегка припухшим, а глаза сухие. Он предложил мне кофе и спросил про Амину. — Так пора её будить…

— В этом нет необходимости, па, – из-за винтовой лестницы показалась Амина, пышный волос которой напоминал лошадиную гриву. На ней был коричневый халат на три размера больше, поэтому она постоянно его запахивала, толкая меня в бок. Я глядел на мадам Бенуа, которая изредка поглядывала на меня своими улыбающимися глазами. Понимать ли мне её сегодняшнее откровение как шутку или предупреждение, что Амина пошла в своего отца своим непостоянством – не могу знать, время покажет.