Джип отказывался подчиняться управлению: мотор глох на середине пути. Талмудов решил оставить его на горной дороге, отправившись дальше на ногах. Неожиданно, он увидел в низине столп пыли, которую оставляют после себя колёса автомобиля по пустынной местности. С форсированным звуком движок вытягивал легковушку, в которой Талмудов разглядел автомобиль ВАЗ-2106 «Жигули». Из-под днища вылетали камни, а сзади жигулёнка шёл черный дым. Талмудов почему-то подумал, что к нему возвращаются горцы, которые передумали о своей благодетели и решили вернуть свои купюры. Недаром они смотрели на него порицающе… Звук маломощного движка надрывно и стремительно приближался. Талмудов обратил внимание, что оказался замкнутым на дороге в окружении песчаника. Он занервничал и ускорил движение вверх вдоль отвесного карьера, чтобы выйти на открытое пространство, куда вела дорога. Жигулёнок нагонял его, оставалось метров сто-сто пятьдесят. Талмудов – не грози  встреча с металлом – смог бы куда-то отпрыгнуть, но песчаник всё не заканчивался – продолжал нависать с обеих сторон. Преодолевая страх от опасности за свою жизнь, Талмудов рванул по дороге, ведущей круто вверх: он увидел впереди себя нечто похожее на врез в скале, до которой оставалось добежать несколько метров, спрятаться в ней и поговорить со спятившим водителем. Он ускорил бег и, тяжело дыша, поглядывал за жигулёнком, который его нагонял и – собирался ударить бампером. Врез в скале оказался туннелем, который показался Талмудову ангаром спасения. Талмудов в него вбежал, но тут же оказался зажатым в темноте, из которой не было выхода. Жигулёнок влетел следом, и звук его движка распределился равномерно по ангару, разлившись гулким эхом. Спасаясь от наезда, Талмудов бежал и не желал смотреть назад, где на него набегал жигулёнок, свет фар которого, пробивал темноту и подсвечивал жертве опасную дорогу. Ощущение безысходности навалилось мешком, разом придавив волю Талмудова, который не видел света в конце ангара, а отпрыгнуть было некуда. Автомобиль взревел и начал моститься дикой кошкой, царапая икры ног, давя и наезжая на спину, доводя Талмудова до отчаяния. Остановиться и бросить всё разом? Отдышаться? Стать серым раздавленным пятном на репутации горного наездника?.. Однако, тот не спешил его давить: Талмудову удавалось отрываться, и уходить вперёд, но – прибавлял скорость и преследующий его наездник: ослеплял Талмудова мерцающим дальним светом, когда тот с ужасом поглядывал через плечо. Талмудов убегал от водителя Жигулёнка и допускал мысль, что собирается прыгнуть ему на капот. Его останавливало только то, что, совершив такое действие, он рискует удариться о лобовой стекло и перелететь через крышу. Тогда он плюхнется сзади, а затем превратится в лепёшку от наезда задними колёсами. «Вот, сейчас. Сейчас прыгну: может это его остановит», но жигулёнок продолжал давить, степенно набегая на пятки в бездушном прожекторе фар. Вдруг впереди: Талмудов увидел свет – «наконец-то свет в конце туннеля», но, – присмотревшись, он отчётливо увидел нечто подобное тому, что происходило с ним здесь и сейчас – это был свет фар встречного автомобиля.

Талмудову показалось, что перед надвигающимся светом фар встречного автомобиля тоже кто-то бежит – пытается спастись, но отпрыгнуть некуда. «Это какой-то зашквар, подстава свыше!» – череда губительных мыслей проносилась в расплавленном мозгу Талмудова. Сейчас два транспортных средства сойдутся во встречном ударе, и Талмудов превратится в лепёшку. Свернуть некуда, бросаться на капот – было самоубийством. Талмудов стал всматриваться в проносящуюся мимо него темноту – искать отблески предметов. Вдруг фары преследующего его жигулёнка внезапно погасли, хотя автомобиль продолжал наезжать на пятки. Талмудов допустил, что пока возникли какие-то неполадки с проводкой, а, может быть, с лампочками – нужно воспользоваться слепотой водителя: Талмудов успел отпрыгнуть в сторону –  вправо, угодив в какую-то жидкую субстанцию с запахом земли. Жигулёнок пронёсся мимо, а Талмудов оказался в глине, в которую начал тут же погружаться в полутьме. Где-то дальше в туннеле, куда умчался жигулёнок, оба автомобиля остановились. Из них вышли два человека: мужчина и женщина. Они начали что-то обсуждать и ссориться. Всё их негодование сводилось к тому, что с Талмудовым, который успел плотно погрузиться и залечь на илистое дно, запрессованный в глиняную массу, – еще не покончено. От недостатка воздуха Талмудов стал паниковать – как бы не задохнуться. Насколько хватило сил, – он старался не сильно шевелить глину, которой был накрыт как хлебной заформовкой. Одна лишь мысль блуждала в его нейронах, что встретившиеся в середине туннеля наездники не оставят его в покое: так они дело не оставят, они обязательно за ним вернутся. Но насколько хватит Талмудову воздуха в этой глиняной пазухе? Ему его сейчас остро не хватает, и он начинает проявлять скованные шевеления, доносящиеся из земли.

«Точно. Возвращаются к месту моего побега. Прочёсывают обочину, которая упирается в стену туннеля». Талмудов слышал своих обидчиков, которые всё ближе и ближе подбирались к тому месту, где он прятался, лёжа в грязи. «На этот раз – говорят вполголоса, запускают свои руки в глину», – чувствовалось их гневное дыхание и обреченность. Подойдя к предполагаемому месту побега своей жертвы, охотники остановились и стали вслушиваться. Талмудов лежал неподвижно. Убегая от наездника, он успел закрыться глиной, и было бы нелепо сейчас всё испортить – дать обнаружить себя своим дыханием. Охотники запускали свои руки в глину, ища в ней Талмудова. Они запускали их в слой за слоем, приближаясь к тому месту, где находилось бренное тело риелтора. Слой, под которым лежал Талмудов, был тонок, поэтому любое движение моментально могло оказаться фатальным. При этом было слышно, что горцы – мужчина и женщина – подустали, и от этого гнев их только нарастал:

— Да где же он, куда он мог деться? – изрыгал проклятия наездник.

— Я же говорила тебе, почини машину, – ругала его женщина.

Талмудов мог прекрасно разобрать каждое их слово и ощущал, как чьи-то руки впиваются в грязь, под которой он находился. Казалось, еще одна попытка и они нащупают его, вырвут с корнем из недр и надругаются, и тогда конец. Всё настолько близко: тоньше человеческого волоска, на котором вес Талмудова неоправданно высок, чтобы держаться без усилий; всё – совсем рядом, и нельзя подавать виду, раскрывать себя… Но воздуха больше не осталось, и Талмудов зашевелился, изредка глотая последние его капли. «Мимо, мимо, мимо…»

Наездники остановились – устали вонзать свои пальцы и бросили безнадёжную затею. Талмудов слушал их глубокую одышку и причитающий тон женщины, на этот раз – прозвучавший на кавказском языке. Было похоже, что это горские евреи, ашкеназы или грузинские евреи… Чета вернулась ко въезду в туннель, откуда всё началось и – мужчина с женщиной исчезли. Всё стихло. Так по крайней мере показалось Талмудову, который остался лежать неподвижно в одиночестве под слоем глины, используя её как естественный щит. Он попытался пошевелиться, чтобы отыскать немного воздуха. Вдруг он наткнулся на отдушину в стене туннеля, из которой поступал кислород. В полной темноте он пролежал неподвижно до утра, не предпринимая ничего для своего воскрешения.