На утро – лёжа всё в той же глине, Талмудов увидел, что из отдушины поступает не только кислород: из нее пробивается – божий свет. Был виден какой-то древний город, по улице которого шла девочка лет восьми, одетая в форму советской школьницы. На голове у неё был бант, а в косичках заплетены красные ленточки. За ней крались в её же рост полусонные скорпионы, а в уставшем пригороде – солончаки вырисовывали незамысловатый пейзаж. Воздух, в котором хочется парить и приподниматься, содержал унылую неопределенность. Рытвины, наполненные событиями – тех, что происходят с каждым человеком на ежедневной основе. Действительность же такова, какой она является: разбивается энергией водопада о скалы веков. Цистерны чёрных волн в уютном склепе – слёзы мамы, которая говорит, что нужно удаляться от грехопадения. Исправление бы нужно нам, да возможности нет – нельзя учесть всех прекрасных домыслов на практике, да и нельзя уже обратить всё вспять, поздно, судьба – это помазание невинности, а не искупление. Пока мы живы, – остаётся не тронутым факт существования – оно должно быть отражением действительности, а вопрос должен быть один: продолжать полноценную жизнь или уйти в астрал?

Полноценные практики – велеречивость Талмудова, курортные провидения, за какой футбол болеть, за что и почему принято почитать мёртвую душу. Талмудову сейчас нелегко – он лежит в грязи и думает, как удалось Христу всех обмануть: стать и Отцом, и Сыном одновременно. Но всё в прошлом. Стать одним из первых мира сего ему, Талмудову, пришлось тоже, когда он был директором предприятия с микроскопическим оборотом и несчастным жалованием. Стать самым первым – это намного приятнее, чем забивать гол в свои ворота.

Талмудов сунул нос в отдушину и начал зачерпывать своими мощными ноздрями еще больше кислорода. Опьяненный, он увидел златые врата, которые открывались со скрипом в честь какой-то жрицы: Талмудов, дрожащий от холода и незащищенный, увидел, что восьмилетняя школьница в советской форме входит в них. Несчастный удел её – заклание. Пульс бил двести ударов в минуту, и у Талмудова от холода сводило челюсти, подобно тому, как выходишь из воды на холодный пляж. Последний луч обагрил раба божьего Талмудова, и тот усердно стал молиться. Он питал надежды на верблюдов, которые не считаются с человеческой романтикой, зато могут долго обходиться без воды. Глоток мутной воды и – Талмудову ничего не осталось делать, как продолжать лежать и умирать до следующего дня.

В пустыни мысль отделена от плоти, а плоть умерщвлена. Да и человеку в положении Талмудова остается одно – найти ещё один колодезь, желательно мудрости. Ранее великому оратору Талмудову не приходилось сталкиваться с реальной угрозой обезвоживания организма. Но нынешняя ситуация с его погребением заставила его приубавить натиск. Осталось просто дышать и находиться в земле, в каком-то странном ангаре, посреди безбрежной пустыни. Но разнузданность Талмудова была охлаждена, когда он вдруг услышал, что по туннелю к нему приближаются шаги, и он понял, что они возвращаются, те самые люди, которые зачем-то хотят его убить.

Мужчина с женщиной вернулись и молча принялись работать лопатой, втыкая остриё прямо в глиняный слой, под которым где-то тут, неподалёку опять прекратил всякое дыхание Талмудов. Удары по самый черенок то и дело проникали и проходили рядом с лицом, мимо всех его мыслей, настолько близко, что, казалось, обжигают всю его сущность.

«По множеству страданий сохрани нас под кровом твоей милости. Иного бо прибежища и теплаго предстательства разве тебе не вемы, но, яко дерзновение имущая помози и спаси ны идеже со всеми святыми будем воспевать во веки веков. Аминь».

Вдруг всё остановилось, замерло. Не понимая того сам, Талмудов стремглав оказался у расщелины, вначале туннеля, по которому к нему навстречу выходили те двое душегубов. Увидев его, они в ужасе побросали лопаты и встали как вкопанные – в метрах тридцати от него. Великое творение снизошло на Талмудова, явление свыше, он почувствовал такую силу, которая известна любому солдату, который кричит ура. Сила та неземная своей мощной энергией излилась на Талмудова, который, стряхивая с себя засохшие куски глины, одним прыжком преодолел тридцатиметровый барьер и схватил своей большой рукой за головы сначала мужчину, а потом его жену. По размерам их головы показались в руке мячом от тенниса. Талмудов легко их выдернул из туннеля и низверг каждого на землю, пытая вопросом, зачем они ищут его смерти. В тот момент Талмудова было не узнать: в нём была вся любовь мира земного, все эмоции, которые только есть у создания божьего. От ужаса мужчина был в ступоре и не мог предпринять осмысленных действий: в его глазах читался дикий ужас. А женщина, на голове которой был платок в традиционных вычурных узорах с лилиями на фиолетовом фоне, умоляла не убивать, потому что это не они виновны в том, что хотели убить Талмудова, а некий их прадед. Откуда-то Талмудов выдернул и этого прадеда: и вот он сейчас лежал вместе с ними на голой земле перед въездом в туннель; тело прадеда было разбито старостью, были на нём только какие-то тряпки, прикрывающие наготу. На теле были язвы. Видно было, что он доживает свой век. Голова его была обычного размера, нежели у тех двоих с теннисный мяч. Талмудов взял лопату и начал угрожать деду расправой, допытываясь первопричины бессмысленного замысла убиения. На удивление дед был спокоен, в его глазах читалась некая рассудительность. Он то молчал, то что-то бормотал себе под нос. Был отстранен, но в тоже время понимал, что сейчас наступит его черёд страданий. Гнев Талмудова нарастал, и он начал отрубать ему лопатой всё, что можно, но дед не сильно кричал, а только вздрагивал. Посчитав, что этого мало, Талмудов, уже напрочь забывший об уравновешенности, нанёс ему завершающий удар, при этом риелтор взревел:

— А как тебе такое?

Черенок пробил его пах, поранив всё, что там было, из его яичек вырвалась жидкость и разлилась на камнях. Дед наконец почувствовал боль и, кряхтя, испустил дух…

Талмудов свалился с дивана, когда его телефон вновь зазвонил. Он в ужасе схватил трубу, чтобы ответить:

— Берите, берите её за так.

— Откуда вы знали, что я вам перезвоню?

Путь Гвинеева