Путешествие из Таймира в Пронтариат всё продолжалось. Лернер вновь ехал в колеснице вместе с Оли, который наконец-то закончил всю работу и теперь оставшуюся поездку был свободен. После такого хорошего выходного все стали заметно более радостными и расслабленными. Каждый всё больше говорил и думал о Пронтариате. Страшные истории про Таймир внезапно сменились весёлыми и трогательными историями из Пронтариата. Все были в прекрасном расположении духа, даже Рости, который не слишком-то привык улыбаться и ни с кем не спорить по всякой мелочи. Колесницу уже охраняли не так усердно, и на полном ходу к ним мог залезть Капель или Жар, чтобы что-то спросить или рассказать. Они в основном ездили с открытыми дверьми и разговаривали все вместе, только приходилось немного высовываться, чтобы тебя услышали, и говорить погромче. Капель много рассказывал о своей семье, о жене и детях, которые его ждали в Пронтариате после очередной длинной командировки. Жар читал некоторые свои стихи и рассказывал новые идеи, которые хотел бы развить до новых баллад, Шум не утихая хвастался своими умениями и не забывал через каждые несколько предложений говорить о том, каким великим и незаменимым членом Равенства скоро станет. А Рости по большей части молчал, иногда отпуская в сторону Шума какие-нибудь насмешливые комментарии, не слишком обидные, но над этим могли посмеяться все, включая мальчишку. Оли поддерживал разговор на любую тему и много рассказывал о других своих друзьях, в том числе о тайлах из Равенства, с которыми Лернеру предстоит познакомиться. А Лернер больше слушал, чем говорил. Он ни о чём не мог рассказать своим спутникам кроме ситуаций, которые произошли с ним на Земле, но эти воспоминания больше навивали тоску, чем смех, и он не хотел портить всем такое хорошее настроение. Ему было интересно слушать истории своих новых друзей и смеяться над шутками, иногда ещё больше разбавляя обстановку своими. А в общем, обстановка была что надо. Всем было хорошо, всем было весело, и каждый находил в этой атмосфере что-то своё. Всем уделяли много внимания и всех слушали, только Шум частенько кого-нибудь перебивал, но тогда на помощь приходил Рости, что заставляло мальчика сначала немного по-возмущаться, но позже замолчать.
Но вскоре начался дождь, и у них в колеснице от воды спрятался Жар, закрыв двери. Пришлось разделиться по трое. Лернер с Оли и Жаром ехали, слушая, как барабанят о крышу капли дождя, но это нисколько не омрачило их настрой, и ребята стали думать, как бы подшутить над Рости, Капелем и Шумом. Долгие поездки утомляют, и иногда даже взрослые могут начать вести себя, как дети. Но дождь всё не прекращался. Только когда они почувствовали, что свернули к деревне, он стал утихать. Уже вечерело, и их ждала новая деревня.
Это была достаточно шумная деревенька под названием Ма́ркша, которая больше походила на небольшой городок. Такое название она получила из-за обитающих вокруг ма́ркшев, животных, чем-то похожих на очень пушистых волков с небольшими плавниками на спинах. Они поселились возле этой деревни после того, как один тайл отсюда спас одного дикого ма́ркша, когда тот лежал без сознания в лесу и даже не мог позвать на помощь своих сородичей. Парень позаботился о раненом животном, перевязал ему раны и покормил, после чего маркш стал ему доверять. Так и зародилась дружба между жителями этой деревни и маркшами. Звери охраняли деревушку от злодеев, а тайлы их кормили и лечили. В принципе, деревня Маркша располагалась на берегу одного большого озера. На дне этого озера также было другое поселение водников, но тайлы других стихий могли зайти туда только с чьей-нибудь помощью, чтобы мочь свободно дышать под водой. В Маркше всегда было очень много гостей, гостиницы и рестораны всегда были забиты, ведь по словам Оли сюда чаще всего тайлы приезжали отдохнуть и повеселиться, проще сказать — для пронтарианей это место считалось курортным.
Въезжая на закате в деревню, Лернер сразу увидел из окна нескольких маркшев, которые пристальным взглядом внимательно следили за их колесницей. Они и правда выглядели почти как волки, но по хребту тянулась пара прозрачно-синих плавников, а между пальцев лап были видны перепонки. Очень необычные и красивые создания.
Ребята продолжали непринуждённо болтать до тех пор, пока через несколько минут они заехали под большую крышу, в своеобразный гараж, который принадлежал стоящей рядом гостинице. Дождь всё ещё продолжал моросить, и чтобы Жару не было больно, Капель создал лекен воды и прислонил его к его шерсти. Лекен внезапно стал плавиться и растекаться по всему его телу, обволакивая и создавая над шерстью какую-то еле заметную голубоватую плёнку.
— Что это такое? — поинтересовался Лернер, увидев такой интересный приём.
— Защита от водной стихии. — пояснил Капель. — Каждый тайл может создать такое. Этому учат на шестом курсе, в шестнадцать лет.
Шестой курс? Шестнадцать лет? Кажется, чтобы освоить все базовые навыки, необходимые для нормальной жизни в Тайлаге, приходится очень много учиться. Неудивительно, что так много тайлов идут в военном направлении, ведь когда так много всего умеешь, хочется найти этому какое-то применение помимо скучной повседневной жизни.
Они вышли на террасу с милыми плетеными столиками и стульчиками и прошли в здание. Разница с деревней Лесянкой ощущалась колоссально: много работников, дорого украшенные стены, ковры, огромные эстетичные картины, на большинстве из которых был изображён король. Здесь Лернер впервые смог так отчётливо увидеть своего отца и понять, как он выглядит на самом деле. Раньше он видел лишь небольшие зарисовки на скорую руку от разных тайлов в блокноте Оли, но сейчас ему выпала возможность насладиться настоящим искусством профессиональных художников, что так много времени и сил вложили в свои произведения. Одна картина, самая большая, висела на лестнице. Она была величиной в два с половиной или даже три метра. На ней был изображён король, сидящий на троне. На голове у него сияла белая корона, одет он был в самые богатые и пышные одежды, а на лице играла добрая, живая улыбка. Он как будто смотрел с картины на Лернера со всей теплотой и заботой, которую к нему испытывал. Пусть Лернер ещё не был с ним знаком лично, но по рассказам и по картинам он видел, что его отец — один из самых добрых, милосердных и любящих правителей. Он улыбнулся смотрящему на него с картины отцу, с которым уже очень хотел познакомиться. До Пронтариата оставалось всего два дня. Уже послезавтра они увидят друг друга в живую, и Лернер познакомиться с жизнью, какая у него была бы, не попади он в раннем детстве он на Землю.
К ним почти сразу же подошёл мужчина, интересуясь, зачем они сюда пожаловали, но, увидев Оли, сразу изменился в лице:
— Олугуар, такая честь! Добро пожаловать! Наша гостиница всегда к вашим услугам. — он оглядел его спутников с почтенной улыбкой и медленно кивнул Лернеру, имитируя поклон. — Не буду вас томить расспросами о цели визита. Пойду попрошу, чтобы для вас подготовили лучшие комнаты. А пока можете посетить ресторан напротив, вы наверняка утомились после долгой дороги.
Оли, кажется, даже не обращал внимания на болтовню портье, оглядываясь вокруг и пытаясь за что-то зацепить взгляд. Зато голос подал Капель:
— Да уж, пожалуйста, устройте нас по высшему классу. А принца поселите в самой лучшей комнате, пусть привыкает.
Мужчина кивнул и пошёл исполнять приказ, не дав Лернеру возразить, а Оли похлопал Лернера по плечу:
— Это ещё не самый тёплый приём и не самая дорогая роскошь. Скоро увидишь Пронтариат, во всей его красе, так что Капель прав. Привыкай. — Оли подмигнул и тут же потащил друзей к выходу. — Ребят, идёмте скорее! Тот ресторан напротив — лучший во всём Пронтариате! Такого нигде в мире не сыщешь, к тому же его хозяйка — моя хорошая подруга, так что поедим мы даже лучше, чем по высшему классу!
Говоря это, он аж светился энтузиазмом, так что Лернеру стало интересно, чем же вызвана такая реакция? Наверное, тот ресторан и вправду лучший в своём роде. Его спутники поддакивали словам Оли, всячески расхваливая те блюда, будоража фантазию Лернера и Шума, который тоже ещё ни разу там не бывал.
Выйдя из здания, Лернер обратил внимание на высокие каменные дома, широкую набережную, проходящую ровной дугой вокруг озера, большое количество снующих туда-сюда тайлов… Население Маркши раза в 4 превышало население Лесянки, это чувствовалось отовсюду. Маркша больше походила на небольшой городок, чем на деревню, хотя городами здесь называли только Таймир и Пронтариат, то есть, только столицы. Было интересно наблюдать, как с каждым днём, что они приближаются к Пронтариату, вокруг меняется архитектура, количество жителей и манеры. Лернер уже был заворожён этой деревней, что располагалась возле красивейшего озера, отражающего все лучи заходящего на закате светила. Каким же предстанет перед ним Пронтариат? Воображение уже рисовало небывалые картины, но они всё равно в той или иной степени были похожи на Земные города. Лернер находился в этом мире всего девять дней, два из которых, по словам Рости, он пролежал без сознания. Его мозг пока не привык мыслить в рамках другого мира, мыслить настолько неправильно и подвергать такому тщательному анализу всё увиденное, поэтому всё «не такое» казалось ему потрясающим.
На улице быстро темнело, и уже начинали загораться фонари. Возле озера всё чаще можно было заметить спокойно прогуливающихся тайлов, решивших в конце тяжёлого дня отдохнуть и полюбоваться озёрными пейзажами. Где-то несколько тайлов стали устраивать представления с разными стихиями, демонстрируя своё мастерство, пара водников выплыли из глубины озера и стали плавать по кругу, по краям, и за ними вода меняла цвет, приобретая голубовато-розовый оттенок и немного даже искрясь. С наступлением вечера здесь словно всё заново оживало: больше тайлов появлялось на улицах, больше торговых лавочек открывалось, и все вокруг радовались и веселились. Отовсюду играла музыка, слышался смех и возгласы продавцов, атмосфера из интеллигентной и культурной внезапно переменилась на весёлую и радостную. Если так происходило здесь каждый день – наверняка жители Маркши безумно любили это место.
Лернер со спутниками перешли на другую сторону дороги и, спустившись по небольшой лестнице к набережной, оказались возле красивого ресторана, стоящего на подпорках над водой. Швейцар открыл перед ними дверь и в нос сразу ударил сладкий запах цветов и озёрной влаги. В отличии от Земных ресторанов здесь не было никакой напыщенности и пафоса, наоборот, здесь все были приветливы и дружелюбны, не задирали носы и не светили напоказ своим статусом. Здесь можно было подсесть за любой столик и завести непринуждённую беседу. Официанты легко шутили с гостями, а гости были рады тёплому приёму. Кажется, даже работники трудились здесь в радость. Богатый интерьер не акцентировал на себе внимания, делая главной звездой этого места самих гостей. Такой подход был новым для Лернера и очень приятным. Сюда тайлы не приходили в своих лучших нарядах, пытаясь затмить других конкурентов. Здесь каждый чувствовал себя как дома, что прекрасно передавало дух всего Пронтариата.
Они сделали заказ, и им довольно быстро принесли множество блюд, которых Лернер никогда не видел и даже вообразить подобное не смог бы. Оли заказал каждое блюдо из меню, чтобы его друзья смогли попробовать совершенно всё, ведь действительно, у них вряд ли ещё появится такая возможность, а Лернера вообще никогда больше… Одни были похожи на желеобразное нечто разных форм, другие были твёрдыми, что хрен разгрызёшь, а несколько десертов вообще были в виде каких-то разных засахаренных долек фруктов или чего-то более сложного, насаженных на дугообразную палку, которую подавали на подставке, и она стояла на столе, как небольшая арка, под которой на тарелке лежал то ли соус, то ли добавка какая-то, но она была кислой, и с этой арки нужно было снимать десерт, буквать вырывая его с палочки, и макать в добавку. Вырывать сильно не приходилось, ибо сам десерт был очень мягким, и не было понятно, как он сам не сваливается под собственным весом, хотя Лернер и видел, что некоторые просто ломали палочку посередине, после чего вместе с палочкой отламывали понемногу сам десерт, макая его и едя, потому что, как оказалось, палочки тоже были съедобными. В общем, кухня этого ресторана Лернера мягко говоря удивила, но не смотря на странность многих блюд, все они были необычайно вкусными. Ребята снова о чём-то болтали, общались с персоналом и другими посетителями, а Лернер не мог говорить, постоянно что-то жуя, желая запомнить вкус этих блюд на всю жизнь. Капель несколько минут лично благодарил повара, признав, что тот готовит намного лучше него, а повар радостно предложил ему как-нибудь приготовить что-нибудь вместе и заодно поучиться. Все были безумно рады, и после трапезы сытые, уставшие и сонные завалились в уже готовые номера гостиницы. Вечер прошёл безупречно.
Лернер достаточно быстро уснул, но посреди ночи что-то его разбудило. На улице была тишина, фонари давно не горели, только озеро всё ещё слегка светилось розоватым оттенком, отражаясь от ночного светила. Поняв, что больше не уснёт, он пошёл на крышу. Благо, здесь она не запиралась. Открыв люк, он сразу же почувствовал вечернюю прохладу и гуляющий по крышам домов ветер. Он вдохнул свежий воздух по-глубже и, подойдя к краю крыши, сел, свесив ноги. Даже самых низких заборчиков по краям здесь почему-то не оказалось, хотя вход держали открытым, но здесь было много клумб с цветами, аромат которых одновременно будоражил и успокаивал. Лернер болтал ногами и наслаждался видом. Деревенька с наступлением ночи стала намного менее оживлённой, но всё ещё поражала своей необычностью и красотой. Большинство окон в домах были плотно закрыты, чтобы в комнаты не просачивался свет от озера и не мешал спать, но Лернер засыпал с открытыми створками, возможно из-за этого и проснулся. Озеро приковывало взгляд своим чарующим сиянием, казалось, будто ничего в мире кроме него не существует. В этом была какая-то своя романтика. Ночной свет и тишина… Редко такое где-то увидишь. Лернер смотрел, переводя взгляд от дома к дому, не сравнивая и не всматриваясь, а просто наслаждаясь видом, чтобы этого ему хватило до конца жизни. Когда раньше Оли говорил ему, что они будут останавливаться на ночь в деревнях, Лернер никак не мог представить, что ему захочется задержаться в каждой из них на подольше. Каждая была по-своему уникальна и прекрасна, и это тяжёлым камнем откладывалось в душе, так как он понимал, что когда уйдёт, больше никогда не увидит этих мест, больше ни с кем не познакомиться из тайлов и не сможет достаточно изучить этот мир, ведь ему необходимо вернуться.
Его очередные печальные размышления на эту тему прервал Жар, и увидев Лернера, решил сесть рядом с ним. Он выглядел достаточно бодрым, словно проспал всю ночь, а не пару часов. В одну секунду Лернеру стало некомфортно. Конечно, у него были хорошие отношения с Жаром, но из-за того, что он не мог поделиться с ним своими мыслями, повисло какое-то напряжение. Лернеру было приятно, что он сидит здесь не один, но в то же время он чувствовал какую-то преграду недоверия.
— Извини, что помешал. — обратился к нему Жар, смотря на озеро. — Просто отсюда открывается восхитительный вид на озеро На́ко. Похоже, не я один это заметил.
— Ты прав. — решил поддержать разговор Лернер, понимая, что просто молчать будет слишком неловко. — Здесь очень красиво.
Повисла пауза. Если бы на месте Жара был Оли, эта пауза не ощущалась бы так остро и была бы даже комфортной, но из-за каких-то недомолвок с Жаром она одаривала только негативными чувствами. Хотя сам Жар, казалось, этого не замечал. Он с мечтательной улыбкой смотрел на ночное светило вдалеке, отражающегося в сияющей воде, а потом закинул голову назад, упёршись ладонями в крышу, и тихо, медленно заговорил:
— Соблазняет ро́ки мир своим величием,
Пронзая пустоту, глядит на нас,
А мы, всего лишь маленькие жители,
Видим его танец каждый раз.
А он не устаёт, для нас танцует,
Даже если кто-то критикует,
Не прекращает радовать весь мир.
И может быть однажды он устанет,
Танцевать на небе перестанет,
И все поймут, как важен он для них.
Лернер немного помолчал, пытаясь понять смысл только что услышанных строк. Жара всегда было сложно понять, такой уж он тайл. Всегда витает где-то в облаках, не строит планов и не вспоминает о прошлом, привыкнув обращать внимание лишь на то, что в данный момент находится вокруг него. И всё, что он говорил, все стихи, что он сочинял в основном отражали то, что происходит вокруг, за исключением той баллады по легенде. Как реагировать на подобные внезапно сочинённые строчки Лернер не знал, потому решил поинтересоваться:
— Кто такой ро́ки?
Жар тихо усмехнулся и с улыбкой ткнул наверх, в небо, в светило, которое, как луна, освещало Тайлагу. И только сейчас Лернер понял, что ночью на небе видит два светила. Одно висело впереди, над озером, а другое, раза в два меньше, было над их головами. Такого никогда и нигде больше он бы не увидел, поэтому логично, что это зрелище его сильно удивило. Два ночных светила? Одно, впереди, светило ровным кружком, а другое, над их головами, имело форму полумесяца. Жар, заметив, с каким интересом Лернер рассматривает два светила, спросил:
— А на Земле что, такого нет? Как вы там живёте без света?
— У нас всегда два светила — ночное и дневное. А у вас три… — озадаченно произнёс Лернер, переводя взгляд с одного светила на другое.
Жар снова усмехнулся. Его сильно забавляла подобная реакция на привычный для него мир.
— Их называют Нардо́в, Ро́ки и Ясма́но. Нардо́в светит днём, Ро́ки — ночью, а Ясма́но светит всегда, просто днём его плохо видно, и никуда с места не двигается.
— Два спутника и звезда… — задумался Лернер. — Наверняка мы очень далеко от Земли.
Сказав это, Лернер понял, что случайно произнёс это вслух, но Жар, кажется, совсем не обратил на его слова внимания. Вместо этого он продолжал любоваться роки, сияющего над их головами. Он словно не замечал больше ничего, кроме желтовато-белого светила, глядящего на него с такой большой высоты.
— Тебе не кажется, что его движение по небу похоже на танец?
Лернер усмехнулся. Жар и правда был слишком легкомысленным мечтателем, обращающим внимание на то, на что никто в здравом уме бы не посмотрел. Он мог смотреть на цветы, что росли здесь, на озеро, на лес, на деревню… Но вместо этого решил любоваться далёким светилом, которое видел уже больше тысячи раз.
— Скорее на медленную прогулку… — с улыбкой сказал Лернер, стараясь поддержать диалог.
Он не знал, о чём говорить, поэтому, чтобы как-нибудь поддержать и похвалить приятеля, спросил:
— Ты сам написал этот стих?
— Только что в голову пришёл. — быстро ответил Жар, словно отмахнувшись, дабы Лернер не мешал ему любоваться небесными пейзажами.
— Красивый. — кивнул Лернер, и тот внезапно посмотрел на него и спросил:
— Правда? Я уже забыл. Но я рад, что тебе понравилось.
— А почему не записал? — удивился Лернер, но Жар лишь безразлично пожал плечами:
— Не хотел уходить за бумагой и кисточкой. К тому же, если бы ушёл, сбил бы всю романтику момента, и всё равно эти строчки бы в итоге выкинул. А так они хоть красиво прозвучали один раз, хоть теперь навсегда утонули в потоке мыслей и спокойствия, исполнив своё истинное предназначение — кого-то порадовав.
Лернер не посмел спорить. Жару было виднее. Наверное, именно поэтому истинных шедевров на свете не так много — потому что в воображении и воспоминаниях всё выглядит одним образом, прекрасным образом, а когда пытаешься это кому-то донести, большая часть эмоций, мыслей и атмосферы теряется, и для других это звучит или выглядит не так, как для автора.
— Ты ведь прибыл каким-то необычным способом, так? — отвлёк Лернера Жар.
— Ну да. — кивнул тот, — Я же рассказывал. Гроза, деревья, голос… — вспоминал он несколько вечеров в палатках, за которые успел рассказать, как именно он тут очутился.
— Ты говоришь, что мы находимся далеко от Земли, но судя по твоему рассказу, путь достаточно короткий.
Лернер задумался. Вряд ли здешние технологии и наука успели развиться настолько, чтобы тайлы поняли, что такое космос, и что планеты круглые. Рассказывать о подобном — значит прослыть сумасшедшим или выдумщиком. Но Жар с искренним интересом смотрел на него и ждал ответа. В конце концов, решив, что тот всё равно мало болтает о ком-то другом или о своей жизни, Лернер улыбнулся и, понимая, что Жар вряд ли многое поймёт, стал рассказывать ему по порядку сперва о том, что такое планета, потом о звёздах, о законах притяжения и спутниках планет, и так всё дальше и дальше, в конце концов остановившись на вселенной и машинах, на которых люди могут путешествовать по космосу. Жар слушал его очень внимательно, и по его взгляду было видно, что он многое не понимает, но ему и правда очень интересно. Его поражало то, насколько же люди обгоняют их в технологиях и знаниях, и он смотрел на небо и представлял, как каждая звезда, которая сейчас смотрит на него свысока, огромный вертящийся шар со своими спутниками. Это заставляло его задуматься о том, насколько же они, тайлы, малы, но насколько же много места для жизни и изучения подарил им Бог. Ведь Он дал жизнь не только Земле и людям, но и целым галактикам, чтобы люди, животные и природа вместе с ними развивались, размножались и жили в мире и гармонии, помогая друг другу. Вселенная — это просто пустая карта, лишь уголок которой изучен.
Они просидели на крыше больше двух часов, пока Лернер рассказывал о науке Земли, законах физике и много о чём ещё. Когда он закончил, Жар внезапно засмеялся. Лернера это смутило. Неужели Жар не верит ему? Но тот ответил:
— Знаешь, Лернер, многие говорят мне, что мои стихи очень красивые, но понятны лишь мне самому. Но теперь я слушаю твои рассказы и понимаю, что они как мои стихи. Такие же красивые и захватывающие, но понимаешь их только ты.
Лернер сперва какое-то время смотрел на Жара с непониманием. Внутри кольнула обида. Он ему не поверил. Для тайлов законы физики, природы и наука Земли вызывает столько же вопросов, сколько у Лернера Тайлага. Если это не увидеть — в это не поверишь. Жар заметил, что Лернер погрустнел, и сказал, пытаясь его приободрить:
— Лернер, ты не подумай, мне правда очень интересно слушать о Земле, космосе, звёздах и планетах, но, боюсь, я просто слишком глупый, чтобы понять всё, что ты объясняешь. Я привык считать, что наш мир не подчиняется никаким законам и закономерностям, что всё это — просто творческий беспорядок Бога, в который он заложил мысли и подтексты, и я очень хочу их разгадать. Но если всё устроено так, как ты сказал — по-моему это даже как-то грустно, что люди вместо того, чтобы наслаждаться тем, что им дано, пытаются это изучить.
— Когда что-то изучаешь, разбираешься в том, как что-то работает и имеешь возможность создавать нечто подобное — это тоже дарит удовольствие. — ответил Лернер. — Может, именно для этого Бог и дал нам это желание узнавать что-то новое — чтобы мы побыстрее достигли границ осязаемого, слышимого и видимого, найдя духовное?
Только после этих слов до Лернера наконец дошло, что он только что сам ответил на свой вопрос, которым задавался в тот злополучный день, вечером — зачем Бог дал людям любопытство? Да, он дал его, чтобы люди изучали и узнавали, искали и находили, молились и получали ответ. Это качество, которому придают так мало значения, играет настолько важную роль в нашей жизни… Оно не могло появиться случайно, хотя бы потому, что у неразумных существ оно отсутствует. Они не ищут чего-то непонятного, не идут в опасные места, не пытаются разобраться в неизведанном. Они просто живут, существуют, не пытаясь окунаться в дебри сознательной жизни и задаваться вопросами. Бог дал любопытство, чтобы люди нашли его рано или поздно. Даже Вор, парень, который развил это чувство, наверно, до предела, понял, что Бог существует, потому что он искал информацию, знания, не ограничиваясь чем-то конкретным. Библия нисколько не противоречит науке, наоборот, она идёт с ней в шаг. Да, создание Земли описано больше как сказка, но всё это лишь для того, чтобы людям, не знающим науку, было проще это понять. Но теперь, когда мы знаем о планетах и космосе, и когда существует теория большого взрыва, можно просто сложить два плюс два и понять, что всё здесь взаимосвязано. Те дни могли занять тысячелетия, и только сейчас мы можем это понять, люди того времени в это бы не поверили. В Библии впервые было сказано, что земля круглая, и что она висит в космосе, и вот, спустя столько лет прогресс человечества наконец-то смог это доказать.
— Странная штука любопытство. — вздохнул Жар, повторив мысли Лернера. — Да, наверное, если бы у нас его не было, мы бы все просто сидели на месте, не пытаясь что-то пробовать, изобретать и изучать.
— Как ты? — с улыбкой заметил Лернер, и Жар засмеялся.
— Точно. Как я. Такие мечтатели мало кому нужны, потому что мы часто выпадаем из реальности, не думаем о прошлом и будущем, а живём лишь настоящим моментом. В команду к Оли я вообще случайно попал, просто нужен был огненный тайл, а никого подходящего не оказалось. И им пришлось взять такого неумёху. Меня ведь даже спрашивать не надо, я на любую авантюру подпишусь, если она временная, и если у меня будет свободное время.
— Ты этого не рассказывал. — задумчиво ответил Лернер.
— Потому что, как я сказал, мы, мечтатели, не любим думать о прошлом.
Снова наступила пауза. Лернер задумался о чём-то своём, а Жар лёг на крышу, смотря на звёзды всё с той же спокойной улыбкой. Оба не знали, что говорить. Лернер не хотел спрашивать Жара о каких-нибудь событиях из его жизни, потому что тот вряд ли станет делиться своим прошлым. Атмосфера вокруг была такой умиротворённой: звёзды, озеро, спящий ночной городок и крыша какой-то гостиницы… Всё вокруг настраивало на душевный разговор, но из-за секрета Лернер боялся этому поддаваться. Хоть Оли и отменил свои условия, но он очень просил к ним прислушаться. Это было важно, и Лернер не хотел нарушать данного обещания. Он вспомнил просто какой-то случай из жизни, просто так, случайно, и начал, надеясь, что этого хватит:
— Однажды осенью, года три назад, мы с моими друзьями — Лизой, Макаром, Вором и Викой пошли на весь день в один заброшенный завод. Там уже почти всё растащили другие подростки, но Макар всё равно нашёл, что захватить в качестве сувенира. — усмехнулся Лернер. — Он отколол кусочек металла с капота старой ржавой машины, положил в карман, а потом, когда засовывал туда руки, по несколько раз резался. Мы гуляли по заброшенному заводу, Лизка там где-то черепушку нарисовала… Было весело кричать во всё горло в закрытых помещениях с сильным эхом и пугать залетевших погреться птиц, доламывать какие-то ржавые части и залезать куда-то, куда другие посетители не осмелились бы. Там я впервые нормально поговорил с Викой. Так как мы с ней встречались только когда собиралась вся наша компания, я не мог узнать её лучше, не мог с ней пообщаться, хотя знакомы мы были очень давно. Но в тот день Вор как-то задел Вику, и она сильно расстроилась. Все, естественно, накинулись на он, мол, как он смеет, но пока все ругались, Вика ушла куда-то на верхний этаж, где было что-то вроде чердака. Я был единственным, кто заметил, куда она ушла, поэтому быстро последовал за ней, и там нашёл её, тихо плачущей и напевающей какую-то колыбельную. Никто из нас прежде не слышал, как она поёт, поэтому я сильно удивился, когда услышал, какой прекрасный у неё голос. Но она меня сразу же заметила, замолчала, вытерла слёзы рукавом своего свитера и с фальшивой улыбкой посмотрела на меня. Но я не улыбнулся в ответ, подсел к ней рядом и сказал, что она очень красиво поёт. Мы заговорили на какие-то отвлечённые темы, поговорили по душам, и у меня, вроде, получилось её успокоить. Но потом резко позвонил Макар, прерывая наш разговор и интересуясь, куда мы пропали. Пришлось возвращаться. Но с тех пор мы часто с ней общались. К сожалению, в компаниях она продолжает вести себя также замкнуто, и ей сложно открываться и вести себя спокойно, когда рядом больше одного человека, но для меня тот разговор ознаменовал настоящее начало нашей дружбы. Да, немного задержавшееся, но оно всё же наступило.
Жар какое-то время молчал, лёжа на крыше с закрытыми глазами. Могло показаться, что он уснул, но через какое-то время он всё же сказал:
— Судя по твоему рассказу, людское поведение не так уж сильно отличается от нашего. — он снова ненадолго замолчал, пока Лернер обдумывал, что на это ответить, но потом снова заговорил. — Скучаешь по своим друзьям?
Лернера этот вопрос застал врасплох. Он не хотел врать, не хотел отвечать как-то обидно, но ему нельзя было раскрывать правды… Нельзя было рассказывать эту историю. Всё, что связано с Землёй и людьми даёт тайлам понимание, что он хочет вернуться. Лернер поджал губы. Жар всё равно уже обо всём догадался, ведь молчание уже стало ответом.
Он сел, посмотрел на Лернер, который старательно пытался избегать его взгляда, сосредоточившись на уже тускнеющем свете озера, и сказал, часто делая паузы, размышляя, как это будет вернее донести.
— Я не тот тайл, кто сможет тебя понять. Я не умею кем-то или чем-то дорожить, хотя всегда мечтал испытать это чувство, поэтому мои слова отчасти могут прозвучать… немного грубовато. — он набрал в лёгкие по-больше воздуха, а Лернер уже догадывался, что тот собирается сказать. — Что, если на Землю ты попал не по ошибке? Может это и было твоё предназначение — пожить среди людей, а потом вернуться и донести до нас информацию об устройстве другого мира? Наверняка, если бы туда отправился тайл, который вырос в Тайлаге, он бы не смог в полной мере узнать Землю, слишком многое бы не понял, но ты вырос там, знаешь этот мир и ещё долго будешь хранить его в своей памяти. Может, ты был туда послан для того, чтобы поделиться с нами знаниями людей, дабы мы быстрее догнали их и исполнили своё пророчество?
— Пророчество? — удивлённо переспросил Лернер, но Жар удручённо закатил глаза.
— Точно… Это тоже часть той длинной истории, которую ты узнаешь в Пронтариате.
Ну конечно, как же иначе! Только он у него появляется шанс узнать что-то интересное, новое, как этому снова препятствуют глупые правила и условия. Этот мир таил столько загадок и тайн, но по возвращении у Лернера уже не будет шанса разгадать их все. Они навсегда останутся для него закрыты.
Тем не менее, слова Жара заставили его задуматься. Он мог оказаться прав. Что, если Бог действительно допустил подобное, чтобы у тайлов было больше информации о людях? Но зачем она им? Зачем им вообще люди? К сожалению, на эти вопросы ответ был один и тот же — «Узнаешь из той долгой истории». Лернер не хотел считать, что здесь — его настоящий дом, в который он, наконец, вернулся, не хотел считать, что в план Бога не входит его возвращение на Землю. Но такая версия всё же была, хоть она ему и не нравилась.
На ночном небе Лернер видел множество звёзд, которых никогда не увидишь в городах или даже пригородах. Он смотрел на них и думал о том, насколько же этот мир хрупок и прекрасен. Как будто фигурка с множеством завитушек из тончайшего стекла, которая может треснуть от одного лишь прикосновения. Бог — настоящий художник, который создаёт такие сложные и интересные, но хрупкие фигурки. А учёные думают, что жизнь зародилась сама по себе… Разве бактерия сама по себе может понять, что хочет есть? Разве клетка сама может понять, что ей нужно разделиться? Разве волк сам может понять, что трава — не его еда? Разве человек сам может понять, что он — человек? Нет, жизнь не могла образоваться случайно. Над этим Кто-то постарался. Кто-то, Кто настолько любит своё творение, что после его создания дал ему выбор, хочет ли оно быть с Ним или нет? Кто-то, Кто даже самым ужасным убийцам и маньякам даёт еду и заботится о них, в надежде на то, что они придут к Нему до их смерти, раскаются и поймут, как сильно Он их любит. Бог даёт надежду, любовь и мир в душе, а люди всё больше нарушают этот мир, либо боясь Того, Кто их создал, либо не доверяя Тому, Кто знает их даже лучше, чем они сами. Как же грустно, когда сын не доверяет любящему его больше всех отцу или даже не признаёт его существование, хотя тот столько для него делает, когда собака не доверяет хозяину, когда младенец, такой наивный и глупый, пытающийся с таким рвением познать мир вокруг него, не доверяет собственной матери, оберегающей его от опасности — греха, который сеет лишь раздор, разочарование, боль и смерть.
После нескольких минут молчания и раздумий, Лернер почувствовал, как что-то обжигающее коснулось его руки. Он тут же инстинктивно отдёрнулся, и сел, смотря на место ожога, и Жар, заметив это, сразу же создал лекен и докоснулся им до Лернера. Лернер подумал, что сейчас снова обожжётся от огненного лекена, но тот растёкся по его телу, образуя вокруг какую-то жёлто-оранжевую оболочку. Она совершенно не ощущалась, казалось, что её не существовало, и её нельзя было разглядеть под прямым углом, только по контурам его тела было заметно жёлто-оранжевое свечение в виде тонкой полоски. Тот же приём применял сегодня на Жара Капель, чтобы защитить того от воды.
На Лернера снова упала светящаяся горячая капелька, но на этот раз она его не обожгла, и он даже не чувствовал её тепла. Эта густая масса сползла с его щеки и упала на крышу, тут же застыв. Лернер не понимал, что происходит. Он посмотрел на небо и увидел, что из облаков вместо капель воды падают густые капли лавы. Сложно было так быстро оценить ситуацию на предмет того, нормально это или нет. В конце концов, это может нанести серьёзный вред природе… Но если такое случается не слишком редко, то как эта планета до сих пор не стала пустошью и не сгорела?
Жар, заметив удивлённое лицо Лернера и его недоумение, спросил:
— На Земле что, нет дождей?
— Есть, но не такие… — ответил Лернер, продолжая вглядываться в небо.
Он посмотрел на свою ладонь в этой оболочке, и тут как раз на неё упала ещё одна капля лавы. Решив проверить, как лава влияет на местные растения, Лернер подошёл к растущим на крыше цветам и уронил капельку лавы прямо в сердцевину одного из бутонов. И цветок, на удивление, тут же впитал лаву и стал более ярким, как будто расцвёл. Наблюдая за этим процессом Лернер не мог подобрать подходящих слов. Это было удивительно и непонятно, хотя природа в принципе не слишком понятная штука. Жар наблюдал за интересом Лернера, не желая мешать. Он наверняка не понимал, как тайл может подобному удивляться. Для него это было также естественно, как для людей пользоваться телефоном.
— Вода льётся днём, давая растениям прохладу и влагу, а лава — ночью, согревая их и питая некоторым количеством света. — стал рассказывать он. — Обычно перерывы между дождями до четырёх дней, но в этот раз перерыв получился достаточно большим.
Лава стала капать всё чаще, много цветов получали её тепло и расцветали на глазах, желая ещё, а через несколько минут лава с неба полилась, как из лейки. Столько света Лернер даже днём не видел. Всё вокруг озарялось сиянием, а Жар с наслаждением подставлялся под капли, также питаясь их теплом. Шум падающей лавы не позволял разговаривать, но Лернер всё равно смог различить крик Оли:
— Лернер!
Лернер обернулся и увидел своих спутников в таких же оболочках, которые каждому из них сделал здешний персонал. Похоже, один тайл может создать только одну такую. Они стояли под дождём, смотря вокруг и наслаждаясь видом, а Оли внезапно схватил Лернера за руку и потащил на самый край крыши. В этот момент Лернер словно впервые увидел этот мир, впервые взглянул на него и ахнул: всё вокруг сияло: и деревья, и кусты, и цветы, вся природа распахнулась во всём своём величии этой ночью. До самого горизонта всё было в свету, ночь отступила, дав место свету, который так желал заполонить весь мир, всё пространство вокруг, и у него это получалось. Лавовые капли падали в озеро и быстро затвердевали, падая на дно, но всё ещё светясь, и их свет и тепло доходили даже до самых глубоких водорослей, и те тоже начинали слегка светится, озаряя подводную деревню водников. Растения вокруг впитывали тепло и свет и распускались, наслаждаясь этим периодом своей жизни. Их листва и плоды тоже начинали светиться, и теперь как будто весь мир превращался в маленький комочек света и тепла. Зрелище это действительно прекраснейшее. Столько света посреди ночи, как будто с неба падают маленькие метеориты, но не крушат всё на своём пути, а просто разбиваются о преграды, которые им встречаются, принося пользу. Ребята вшестером стояли на краю крыши и молча смотрели вперёд, на этот дождь. Наверное, ничего прекраснее в этом мире Лернер бы уже не увидел. Это походило на один огромный концерт, который можно было увидеть и услышать. Наверное, это был тот момент, когда забываешь обо всём, что есть, что было и будет, лишь заворожённо смотришь на природу, которая поражает своей красотой и изобретательностью до глубины души. Стоять здесь и смотреть на эту красоту с замиранием сердца хотелось всю оставшуюся вечность. Лернер боялся моргать и даже дышать. Боялся, что если сделает какое-то резкое движение или протрёт глаза, то всё это исчезнет, а ему хотелось как можно дольше этим любоваться. Он боялся, что всё это может оказаться просто сном, который, проснувшись, он больше не вспомнит. Не сможет ощутить этих эмоций снова и увидеть это чудо вселенной. Но это было реально. Непонятно, что именно дало ему это осознание, но почему-то с каждой новой секундой он всё больше убеждался в том, что присниться подобное не могло. Наверное, потому что он знал, что его воображение на подобное не способно.
Они простояли так несколько минут, потом ещё немного посидели на краю крыши, а ещё позже дождь стал утихать, а на горизонте уже розовел нардов. Жар сказал, что проснулся посреди ночи как раз из-за того, что почувствовал приближение лавового дождя, и Оли рассказал, что все тайлы могут чувствовать, когда произойдут какие-то природные явления их стихии. Огненные чувствуют приближение лавового дождя и извержения вулканов, каменные — землетрясений, расте́нники — цветение ядовитых растений и так далее. Наверное именно поэтому Лернер тоже мог чувствовать, когда будет гроза, и мог предсказать до секунд время её начала и окончания.
— Но последняя гроза… Почему-то её я почувствовать не мог. — говорил Лернер, рассуждая вслух, надеясь, что, возможно, спутники подскажут ему ответ или помогут задаться правильным вопросом. — Она тоже меня гипнотизировала, тоже лечила, но я почему-то не мог ощущать её начала и окончания. Она как будто была какой-то аномалией. И в конце она даже отпустила меня из этого забвения…
— Ну, это же логично. — внезапно произнёс Рости скучающим голосом, ковыряясь в зубах, четырьмя из которых являлись огромные, как у хищников, клыки. — Значит кто-то её вызвал. Мы можем ощущать природные явления, но когда имитацию природного явления создаёт тайл — этого мы не чувствуем.
Тайл? Значит кто-то специально привёл его сюда? Кто-то хотел, чтобы он вернулся. Наверняка это как раз он и подбросил тот конверт и написал корявым почерком слова. Ну конечно! Если это тайл, то он вряд ли идеально знал русский язык, теперь понятно, почему записка была такой странной и с кучей ошибок. Что-то в голове Лернера вставало на свои места, но дальше стало появляться ещё больше вопросов. Если это сотворил тайл, то это значит, что он уже бывал на Земле. А если он там бывал, это должно значить, что он в курсе, как туда попасть, в курсе о тех двух деревьях. Может, и голос из тех врат тоже был его? В таком случае, неизвестным дарителем оказывается девушка. Хотя как она могла вызвать грозу и привести его сюда, находясь в Тайлаге? Такое вообще возможно? И как она узнала, что Лернер там? Разобраться в происходящем хотелось как никогда. Кто бы мог подумать, что такую простую, но такую важную зацепку он получит так просто, в каком-то разговоре? Этот ответ заставил его сильно задуматься. Появлялось много догадок, много направлений, в которых можно было начать копать, но тут ему на плечо руку положил Оли. Очнувшись от размышлений, Лернер поднял голову и обнаружил, что дождь совсем прекратился, лишь иногда падали оставшиеся капли лавы, а кроме них двоих на крыше больше никого не осталось.
— Ребята ушли ещё поспать. Завтра им придётся долго следить за дорогой. Над чем ты так задумался?
— Пытаюсь понять, кто привёл меня сюда. — решил честно признаться Лернер.
— А не всё ли равно? — неожиданно безразлично, без привычной дружественной улыбки закатил глаза Оли. — Скоро ты уйдёшь отсюда и сможешь забыть всё, что здесь с тобой произошло. Будешь думать только о своей жизни там. Зачем куда-то лезть, пытаясь разгадать секреты Тайлаги и оттягивая время? Это наоборот только заставит тебя привязаться.
— Ты не понимаешь. — нахмурил брови Лернер. — Если это случилось однажды — то может повториться. Если я не разберусь с этой проблемой здесь, там это сделать будет значительно сложнее. Что, если этот тайл притащит меня обратно? Если я не могу почувствовать приближения этой грозы, а он может меня спокойно во время неё загипнотизировать, я полностью буду в его власти и не смогу себя контролировать. И раз уж он бывал на Земле, кто даст гарантии, что он для Земли безопасен? Кто знает, что им движет?
Оли какое-то время помолчал, а потом раздражённо ответил:
— Слушай, я пошёл тебе навстречу, согласился рискнуть всем ради тебя, чтобы помочь тебе вернуться. Неужели ты хочешь вот так меня кинуть и погнаться за какой-то очередной догадкой, которая может так ни к чему и не привести?
— Но это важно, Оли. — ответил Лернер, серьёзно посмотрев ему в глаза. — Почему ты не понимаешь?
Тот, выдержав паузу, отвернулся. У Лернера появились подозрения, что Оли что-то скрывает, но он не решался спросить. Оли молчал какое-то время, сильно задумавшись. Сейчас его наверняка одолевали сомнения насчёт того, можно ли сказать это Лернеру, но, вздохнув, он промолвил лишь:
— Лернер, просто доверься мне. Той грозы больше не повториться, и это никак не затронет Землю, я знаю, о чём говорю. Можешь больше не думать об этом.
Его слова звучали с оттенком отчаяния. Скорее всего он понимал, что Лернер не сможет поверить ему так сразу, а попытается получить ответы, но прежде, чем тот начал, Оли снова заговорил:
— Это тоже касается той длинной истории. Ты всё поймёшь, когда окажешься в Пронтариате.
Этот ответ Лернер уже терпеть не мог. Он раздражал его больше всего на свете. Лернер ненавидел ждать, сложа руки. Он хотел действовать, хотел к чему-то стремиться, но сейчас всё снова и снова сводилось к тому, что приходилось лишь сложа руки сидеть на одном месте. Лернер сжал руки в кулаки и, стиснув зубы, молча кивнул. Спорить или снова пытаться что-то выведать было бесполезно. Дальше разговор продолжать не хотелось, поэтому он встал с края крыши и ушёл в свою комнату, чувствуя, что Оли провожает его печальным взглядом. Лернер не злился на него, он злился на то, что не может ничего сделать, что от него никак не зависит скорость получения информации. Теперь он прекрасно понимал Вора, который всегда с таким рвением пытался узнать как можно больше, и которого ужасно бесило, когда кто-то что-то пытался от него скрыть.
Спать Лернер лёг практически сразу. На нём всё ещё оставалась эта оболочка, которую, видимо, забыл снять Жар, но она нисколько ему не мешала, а его одежда, к счастью, оказалась огнестойкой, поэтому легко перенесла лавовый дождь. Лернеру снилась его старая квартира в Москве, школа, друзья, прогулки с ними по разным неизведанным местам… И всё вокруг было залито светом. Перед глазами мелькали какие-то воспоминания, но вместо того, чтобы им радоваться, Лернера одолевала тоска. Он безумно скучал по дому. Так много думал о нём, но в то же время боялся туда возвращаться. Боялся, что Земля и его близкие изменятся, возможно даже не захотят его больше видеть. Возможно подумают, что он сбежал от них, и будут злиться… Он боялся, что его не примут, что, научившись быть тайлом, он окончательно разучится быть человеком и может причинить людям вред своей силой. Может ему и правда не стоит туда возвращаться? Вдруг он сделает этим только хуже как Тайлаге, так и Земле? Но он может защищать Землю отсюда, в первую очередь найдя тайла, что в тот день вызвал грозу и привёл его сюда. Кто же мог подобное сотворить?
Какая же всё-таки это странная штука — любопытство…
Привет! Я самый обычный писатель, как и многие, только, возможно, слишком жизнерадостная и энергичная, что вполне адекватно для подростка))
