Тайлага
Глава 2 — Секреты, и снова секреты

Вор, услышав тишину, вернулся из кухни с коктейлями и, обнаружив удивлённые лица друзей, тоже посмотрел на конверт. Сперва все молчали, никто не понимал, что нужно говорить, все были сосредоточены на своих мыслях и пытались придумать логическое объяснение появлению этого конверта, чтобы позже в это поверить, как в истину. Лиза, внезапно прервав тишину, рассказала, как ей поручили сложить подарки в коробку и завернуть, и что среди них был этот конверт. Она не знала, кто его положил, но не стала это выяснять, понимая, что всё равно всё раскроется на празднике. Но его точно ей не давали ни родители, ни Саша. Она думала, что он принадлежит кому-то из друзей, но, судя по их немного напуганным и удивлённым лица, даже они не были к этому причастны. Подарки подобного типа не были ни в чьём характере из знакомых Лернера, и это заставляло засесть в голове пугающую догадку — даритель был среди незнакомцев. Лернер не решался открывать загадочную посылку. Сам факт того, что кто-то положил это в коробку с подарками вызывал некий неоправданный страх, и в данный момент его испытывали все, кроме Вора. Он подошёл к Лернеру, выхватил конверт и стал осматривать его сам с присущей ему серьёзностью, в которой также присутствовало неподдельное любопытство.

— Это моё! — возмутился Лернер и попытался заполучить неизвестный подарок снова, но Вор оттолкнул его и громко сказал:

— Неужели ты не понимаешь, что это может быть опасно? А что, если кто-то желает тебе смерти? Мало ли что там может быть: бомба, яд или ещё что похуже. Предлагаю открыть его где-нибудь в более отдалённом месте, и я распакую его один. Не хочу рисковать жизнью ни одного из вас.

Он сказал это с каким-то отвращением, словно последнее предложение далось ему с трудом. Он не любил признавать, что кто-то ему дорог, ни другим, ни себе, так что сейчас он, скорее, просто пытался придать своим словам больше веса, по-прежнему не признавая, что любит своих друзей. Им двигало не желание их обезопасить. Хотя, возможно, и это тоже, но основной причиной, как всегда, было любопытство. Его жутко бесило, когда он понимал, что чего-то не знает, и был готов пожертвовать почти всем ради знаний и ради того, чтобы заполучить их первым. Насчёт наиболее безопасного места он действительно был прав, но мысль о возможном самопожертвовании Вора вызвала очень буйную реакцию остальных.

— Нет, мы точно так не поступим! — сделал шаг вперёд к Вору Макар, заставляя друга инстинктивно отступить назад.

Он же, сильнее нахмурившись, ответил более сдержанно:

— Я предлагаю вариант, при котором большинство уцелеют, если конверт действительно опасен. И я не подговариваю кого-то из вас рисковать своей жизнью, я не животное, вместо этого я сам вызываюсь всё проверить.

— Это какая-то глупость! — внезапно подала голос обычно тихая Вика и сразу же покраснела то ли от смущения, так как все взгляды направились на неё, то ли от нахлынувших эмоций. — Всегда есть другой вариант! В конце концов, мы можем просто избавиться от этого конверта. Любопытство того не стоит!

Вор ненадолго задумался. Эти слова его должны были не обрадовать, так как Вика сейчас косвенно сильно унизила одну из черт его характера. Вор безусловно это заметил, но не стал разыгрывать драму. Вместо этого он поступил так, как поступал обычно, если ему не нравилось то, что сказал человек — почти проигнорировал, выделив лишь то, что ему понравилось. Являясь лидером их группы, его слова были законом, и если он что-то решит, другим придётся в конце концов с этим согласиться. Он кивнул, но это движение было, скорее, автоматическим, и ответил:

— Вика права. Есть другой выход, и у нас много способов открыть конверт так, чтобы никто не пострадал: привязать к нему нитку и бросить конверт в сторону, чтобы он раскрылся, порвав бумагу. Или же скинуть его с большой высоты… Граната в большинстве случаев сработает, сильно ударившись о землю. Или можно…

В этот момент Вика снова подала голос, пытаясь ещё раз отговорить Вора от этой затеи и перебив его:

— Но зачем всё это делать, зачем подвергать себя таким рискам и идти на такие ухищрения? Это бессмысленно, всё равно это вряд ли будет того стоить! Почему бы просто…

Вор смотрел на неё. Просто смотрел своим холодным взглядом, в котором сочетались и злость, и обида, и разочарование, единственное выражение эмоций на этой пустой маске, но этого оказалось достаточно, чтобы Вика поняла, что задела его и замолчала. Она виновато опустила глаза и скромно сжала ладони вместе, прекращая спор. Между ними тут же возникло напряжение, которое почувствовал каждый. Со стороны Вора было довольно невежливо и даже в какой-то мере жестоко затыкать рот тем, кто негативно высказывается насчёт каких-то черт его характера, ведь сейчас речь шла не столько о нём, сколько о безопасности, которой он там легко пренебрегает. Власть меняет людей, но только не Вора. Он был таким всегда, и даже если президент выскажется о нём подобным образом, Вор его заткнёт, не взирая на его статус и влияние.

— Да ладно вам! — с улыбкой закатила глаза Лиза и, медленно пройдя мимо Вора, резко выхватила конверт из его рук.

Все тут же дёрнулись в её сторону, пытаясь снова заполучить таинственный предмет, но она успела запрыгнуть на высокую тумбу, упёршись берцами в полку на стене, и с улыбкой втягивая свой коктейль через трубочку, стала очень небрежно осматривать конверт. Казалось, её забавляла вся эта ситуация, и она не воспринимала её всерьёз. Сложно было сказать, что именно в этот момент ей двигало: ум или глупость. Вор заметно напрягся либо от осознания опасности, либо от мысли, что кто-то узнает эту тайну раньше него.

— Верни сейчас же, Лиза. Это опасно, мы можем пострадать. О себе ты, может, не думаешь, но подумай о других. — но в ответ она только рассмеялась.

Все со страхом переводили взгляд с конверта на Лизу и обратно. Никто даже шага не делал. Все уже понимали, что им его не вернуть. Если Лиза чего-то хочет — она это получит. Этот урок все давным-давно заучили на собственном опыте, который у каждого был свой, и после которого ребята в основном оставались покрыты синяками и царапинами от её длинных накрашенных чёрных ноготков. Сейчас всё, что им оставалось — это стоять на месте и ждать, что произойдёт в следующую секунду.

— Вас что, пугает эта бумажка? — тряхнула она им так, что большую часть присутствующих пробрало до дрожи. — Если это подарок, то, скорее всего, от знакомых или родных. Вряд ли враги знают, когда дни рождения их жертв. Скорее всего, это проделки Саши. Она вполне могла подсунуть его тогда, когда я этого не видела. К сожалению, она не присутствует в этот момент, так что у неё не получится посмеяться над вами, но зато у меня уже получилось. — сказала она и быстро распахнула конверт.

Сердца, казалось, у всех одновременно замерли. Из конверта показался какой-то тёмный прямоугольный предмет. Лернер не сразу понял, что это, но Лиза вытянула руку вперёд и показала его всем. Небольшой, но толстый записной блокнот тёмно-коричневого цвета.

— Хм, я же говорила. — с той же усмешкой произнесла она и кинула пустой конверт Лернеру, который еле его поймал, а сама стала разглядывать блокнот и читать вслух.

« День 1

Друзья мне сказали, что вести дневник полезно. Типа, может мысли в голове разложить по полочкам… Пф, никогда подобным не занимался и не думаю, что что-то изменится, если я буду каждый день записывать то, что со мной происходит, и делиться мыслями. Ладно, моя Муза попросила меня попробовать, потому что ей потом будет интересно это почитать. Хоть я и не вижу в этом смысла, всё же, попробую начать. Сегодня был вкусный завтрак, который моя уже жена мне приготовила (да, я это для тебя тебя пишу, сокровище), а из масштабного — вчера с пацанами и моей Музой приехали на наш новый дачный участок. Хотим тут всё обустроить, но сперва следует проверить местность. Тут неподалёку лес есть, сейчас туда собираемся. К счастью, в лесу есть ориентиры, так что не заблудимся, да и Димыч с нами)) Он хорошо шарит за треккинг. Моя Муза собирается, с пацанами уже минут 40 её ждём (не в обиду, зай)), и сейчас выдалась возможность что-то тут почеркать. Честно говоря, я не большой фанат лесных прогулок, да и не выспался чёт сегодня… Идти куда-то вообще не охота, но пацаны с Музой очень хотят, да и я понимаю, что прежде чем тут строиться, местность проверить не помешает. Кстати, на днях нарисовал новую картину, назвал её «Рассвет Души». Думаю, она станет моим новым хитом. В среду покажу её Блохину, он владеет галереей, в которой висят лучшие картины современного искусства. Может, понравится, и он повесит её там. Тогда хоть немного заработаю на своём творчестве. О, Муза наконец-то собралась. Напишу позже, если будет скучно.

Вечер. Мы в палатках. С Катей поженились всего месяц назад, и уже разговор зашёл о детях. Неужели нельзя было подождать годик-два? В итоге рассорились, она в слезах, а я злюсь на самого себя. Конечно, я только рад детям, понимаю, что семья — это круто, хотя и хлопотно, но, похоже, у меня не получилось этого сказать. Нагрубил ещё… Я просто понимаю, что дети в конце концов вырастут, будут пытаться всячески выйти из-под контроля и наделают множество ошибок: свяжутся с плохой компанией, обворуют кого-нибудь, будут иметь проблемы с законом и залягут на дно, не вспоминая о родителях. А потом однажды решат им позвонить, а никто не ответит… Не хочу, чтобы они пошли моим путём. В нашей с Музой жизни было много криминала до тех пор, пока мы не пришли в церковь, и почему-то мне кажется, что то же ждёт и наших детей. Эти мысли всё никак меня не покидают, уже два часа не могу уснуть, так что сижу сейчас перед костром и пишу здесь. Наверное, следует обсудить этот момент с другими женатыми парами, они могут подсказать, как быть, и в какой-то мере успокоят меня. Я понимаю, что сейчас больше сердце слушаю, а не голову, ещё и усталость действует, усиливая все чувства на «очень», так что, наверное, нужно будет обдумать всё утром. Утро вечера мудренее. Впервые понимаю смысл этой поговорки… В первую очередь, конечно, извинюсь перед Музой. Хм, а дневник и вправду работает. Помог поразмышлять и правильно расставить приоритеты. Лады, не до разговоров сейчас, да и сонливость наконец-то подступила. Пойду спать.»

Лиза фыркнула, слезла со спинки дивана в гостиной, куда они переместились, и бросила блокнот на кофейный столик.

— Кто такое дарит? Это точно не Саша, я уже успела её узнать, и такой нудятиной она бы точно заниматься не стала. Да и если это розыгрыш, то он как-то затянулся…

Но всем остальным оставалось интересно, что там такого, что этот блокнот хранили столько лет в конверте и вручили на день рождения Лернера. Макар снова открыл блокнот на той же странице, где остановилась Лиза, и стал читать дальше.

« День 2

Ух, да, этот день был… Не из простых. Мы кое-что нашли. Даже, кое-кого… Не люблю рассказывать всё по порядку, но сейчас надо: короче, мы много исследовали местность, даже пару раз мы с Музой заблудились, но Димыч нас вывел. В общем, ничего не предвещало такого поворота событий, но мы вышли на какую-то полянку и там нашли… Ребёнка… Я даж не знаю, как мы дошли до такого, но там реально сидел ребёнок. На вид ему было месяца три-четыре, он просто сидел на траве возле корзинки, и смотрел на шмеля, опыляющего цветок. Когда мы его увидели, были, мягко говоря, в шоке. Подумали сперва, что у нас массовый глюк, потом подумали, что где-то здесь ещё есть семья какая-нибудь, но вокруг даже намёка не было на то, что здесь когда-либо проходили люди. Естественно, мы боялись к нему приближаться, но Никита, как самый безбашенный тип, которого я знаю, смело и быстро подошёл к нему, сел возле него на корточки и попытался поговорить. Естественно, ребёнок молчал, лишь смотрел вокруг наивным, любопытным взглядом. Такой расклад нас знатно напугал, не каждый день встречаешь посреди леса двух-трёхмесячного ребёнка совсем одного. Судя по состоянию корзинки она стояла здесь не первую неделю, и тогда назрел весьма логичный вопрос: как ребёнок вообще выжил? Ну, короче, в итоге мы его взяли вместе с этой корзинкой, поехали в город, показали его там врачам, рассказали, как нашли его, и им заинтересовались учёные. Они забрали его, а мы с ребятами разошлись. Приключений с нас хватило. Надеюсь, с тем малышом всё будет в порядке, но его образ всё никак не выходит у меня из головы. У него глаза такие необычные, не могу их забыть… Такие яркие, неестественно красные, почти цвета крови, и такие же волосы. Когда в глаза его смотрел, внутри поднималось необъяснимое чувство паники… Ну, блин, я знаю, как бредово это звучит, но это просто самому почувствовать надо. Я просто говорю о том, что со мной произошло. Кстати, Муза мне рассказала, что когда она смотрела в его глаза, ей хотелось его обнять и никому никогда ни за что не отдавать, даже не позволять другим смотреть на него. Как то проклятое кольцо из книги… А Никита вообще сказал, что его взгляд вызывал у него чувство восторга, словно он встретил своего кумира… Короче, взгляд этого необычного пацанёнка каким-то образом по-разному на всех влияет. Он реально меня пугает. Может, мутант какой? Что я несу… Наверное, выгляжу сейчас как шизик. Поскорее бы забыть всю эту историю. Хотя Муза не даст. Она только об этом мальчике и говорит, как одержимая. Мне становится за неё страшно, она совсем на себя не похожа. Надеюсь, завтра ей станет лучше. Буду за неё молиться, это просто нужно перетерпеть.»

Макар дочитал и посмотрел на Лернера. Все присутствующие уже давно смотрели точно на него. На его волосы и в его глаза. Лернер сперва не понимал, в чём дело и смотрел на своих друзей вопросительным взглядом. Но даже Лиза теперь была настроена очень серьёзно и смотрела на Лернера с каким-то недоверием. Лернер недоумевал ещё где-то минуту, ожидая, что хоть кто-нибудь что-нибудь ему объяснит, но вскоре волна до этого где-то задержавшегося осознания накрыла его с головой так, что его бросило в холод, а потом тут же в жар. По коже побежали крупные мурашки, он не хотел верить в такую очевидную догадку. Он встал с места и попятился в сторону, махая руками в знак отрицания, тихо бормоча «Нет, этого не может быть, не может быть…» Он взял конверт и заглянул внутрь. На обратной стороне красовалась еле заметная надпись: Долин Кирилл Павлович. Дневник принадлежал его отцу. Хотя, об этом давно все догадались.

Лернер просто не мог поверить ушам. До последнего он надеялся, что это какой-то розыгрыш, но ни на что подобное даже намёка не находилось. До этого момента он даже представить не мог, что жизнь может так быстро меняться. Он развернулся и бросил пустой конверт в камин, где тот мгновенно вспыхнул. Лернер смотрел на догорающую бумагу так, будто это она была виновата в том, что он узнал правду так поздно. Лернеру было страшно, но также в нём закипала злость. Он чувствовал предательство со стороны родителей. Они говорили, что они его усыновили, но всегда умалчивали об обстоятельствах, говоря, что это не так важно и переводя тему. Но все учёные, врачи, психологи… Все вокруг об этом знали и специально ничего ему не говорили. Это для него стало огромным ударом. Каким-то образом это сильно повлияло на его жизнь, хоть он пока не понимал, что именно изменилось. От всего этого у него закружилась голова и он сел перед камином на ковёр, немного скрестив ноги и продолжая смотреть на огонь. К нему подошла Лиза и аккуратно взяла его за плечи. Лернеру было так больно от всех этих мыслей. Казалось, он вот-вот расплачется, не стесняясь друзей, но он изо всех сил старался держать себя в руках. Лиза обняла его сбоку за плечо и селя рядом. Вслед за ней сели Макар и Вика с Вором. Они все знали о его особенностях, знали о том, что учёные считают его ткани неземными и пытаются на их примере разработать лекарство от всех болезней, так что, казалось, эта история удивила их не так сильно. Они всегда знали, что Лернер не такой, как все, и они привыкли к этому, приняли его таким, но вот для самого Лернера это было огромным шоком. Он до последнего думал, что он — просто какая-то аномалия вселенной, что он, возможно, не должен был родиться, но родился, и это сделало его таким особенным. Но эта история… Она как будто кричала о том, что Лернеру здесь не место, что он — не просто аномалия, а какой-то пришелец. Получается, кто его родители? Где они? Почему он не умер в лесу за несколько недель? И… Что с его взглядом? Лернер посмотрел на Макара мокрыми от слёз глазами. Он больше не пытался скрыть своего непонимания и страха. Он посмотрел на своего лучшего друга и спросил с такой надеждой в голосе, словно в этот момент он умирал, и это была последняя просьба о помощи:

— А что ты чувствуешь, когда смотришь мне в глаза?

Но Макар внезапно как-то грустно усмехнулся, и в его голосе послышались одновременно и сочувствие, и подбадривание:

— Может, когда-то этот эффект у тебя и работал, но сейчас я вижу самые обычные глаза красного цвета.

Лернер уткнулся лицом в колени, обхватив их руками, и также грустно усмехнулся, после этого сразу же всхлипнув. Все сидели на мягком ковре перед камином и молчали. Они знали, что сейчас не нужно ничего говорить, голова Лернера и так была занята ворохом мыслей, с которыми он пока с трудом справлялся, так что лишние слова только добавят ему противоречий. Всё, что ему было нужно — чтобы они просто находились рядом. Просто сидели и молчали, думая вместе с ним и сопереживая ему. Это всё, чего он хотел, это единственное, что могло его успокоить, и друзья это знали. Они всегда знали. Этот день в одно единственное мгновение стал самым худшим в его жизни. Лернер иногда всхлипывал, нарушая тишину, но в данной обстановке это казалось абсолютно естественным. Он думал о том, как жить дальше, как рассказать родителям о том, что узнал правду. Думал о том, что хотел бы посмотреть в глаза своим кровным родителям, которые бросили его посреди леса, вероятно, думая, что он умрёт. Он не знал, что именно должен делать с этой информацией, не знал, как поступить будет правильно и какие действия приведут его к благополучному финалу. Возможно, ему придётся на какое-то время сбежать из дома, чтобы найти своих кровных родителей… Это уже дело принципа. Лернер решил, что должен со всем разобраться, так что имел право делать всё, что потребуется, лишь бы докопаться до истины, лишь бы покончить наконец со своим неясным прошлым. На мгновение он даже подумал, что хотел бы приехать к своим родителям с битой и кастетом, хотел бы, чтобы они его испугались, чтобы поняли, что только нажили себе проблем, бросив его одного, надеясь избавиться. Это было в его стиле, но он понимал, что как бы красиво для него это ни звучало, это будет против Бога, будет неправильно. Он замотал головой, пытаясь отогнать от себя подобные мысли, и сильнее зарылся лицом в колени, вновь всхлипнув. Заметив это движение, Макар, решив, что его немного надо отвлечь, снова взял дневник и продолжил читать.

« День 3

Походу моя Муза совсем с ума сошла… И это не шутка, я действительно очень переживаю. Она продолжает постоянно говорить о мальчике и хочет его вернуть. Меня пугает даже мысль о том, что этот странный ребёнок, плачь которого, к слову, никто из нас за тот день не услышал, будет смотреть на меня снова. Но, блин, я не мог не пойти навстречу моей драгоценной Музе, понимаю, что для неё это важно, пусть она и не в себе. Мы сейчас в больнице, мальчик за дверью, и я слышу, как она с ним сюсюкается. Надеюсь, после этого всё вернётся на круги своя, и Муза забудет о нём.

Так, я только что тоже туда зашёл ненадолго, Муза позвала, и… Этот мальчишка теперь кажется мне ещё более странным. Во-первых, стоит отметить, что то чувство паники ушло, и смею предположить, что и на Музу он тоже больше не влияет. Во-вторых, этот мелкий, он… Он говорить умеет. Но говорит всего одно слово — «лернер». Не знаю, что оно значит, честно, никогда не слышал. Погуглил — нашёл только такую фамилию, но с сомневаюсь, что она дошла до наших времён. Больше всего пугает, что он не говорит ничего, кроме этого слова, в котором, как бы, есть буквы «р» и «л», которые не так-то просто выговаривать таким малолеткам. А, да, кстати, ещё, как сказали врачи и учёные, он не пьёт молоко. От молока его тошнит почти сразу, и он его же выплёвывает, словно что-то инородное. Ест в основном пюрешки всякие. А ещё нам сообщили, что, несмотря на все его странности, он отправится в самый обычный детский дом. Типа, этих странностей недостаточно, чтобы его туда не отправлять. И мне сейчас впервые как-то жалко его стало. Ещё вчера мне казалось, что это, как бы, просто какой-то ребёнок, но теперь я считаю несправедливым, что такой спокойный маленький пацанёнок, который и так натерпелся, будет гнить в детском доме. Моя Муза оттуда, она прошла через весь этот ад и, услышав, что мелкого отправят туда, я видел, что она за него испугалась. Наверное, сегодня нам предстоит серьёзный разговор…

День ???

Невероятно! Прошло уже где-то 7 лет с тех пор, как я писал сюда последний раз. Я только что перебирал старые вещи и нашёл этот блокнот. Хаха, как же у меня плохо с дисциплиной, я всего 3 дня вёл дневник. Ладно, теперь я здесь вряд ли ещё что-нибудь напишу, так что просто поделюсь обстановкой данного момента. Не знаю, просто хочется, настроение такое. Да и я теперь спать не смогу, зная, что эта история так и не узнала своего финала. В общем, этому неизвестному мальчику сейчас как раз 7. Мы считаем его дни рождения, начиная с того самого дня, как мы его нашли. Он уже давно наш сын, но им по-прежнему интересуются учёные. Оказывается, у него намного больше особенностей, чем нам казалось раньше. И да, слово, которое он говорил с самого начала — это было его имя. Он смог сказать первое русское слово только в 5 лет, и тогда мы его звали Даней, но он этому противился и мы не понимали, в чём дело, но когда он стал ещё немного старше и научился говорить, мы его однажды попросили сказать: «Меня зовут Даня», но он помотал головой и сказал: «Меня зовут Лернер». Не знаю, откуда он знает это имя. Такое чувство, что оно изначально было отложено у него в голове.

Кстати, я хочу сообщить потрясающую новость: У МЕНЯ РОДИЛАСЬ ДОЧКА! С Лернером и Катей, моей женой, моей Музой, как я её называл в молодости, я думал, что уже не буду счастливее, но теперь я не представляю своей жизни без моей маленькой Сашеньки. Но она как-то странно относится к Лернеру. Она будто иногда его боится, а иногда ненавидит. Мы и раньше это замечали, когда Лернер общался с другими детьми маленького возраста или травмой головы, но никак не думали, что дело в самом Лернере. Саше ещё и года нет, а она уже проявляет эмоции взрослого человека, но только в присутствии Лернера. Мы уже несколько раз водили её по врачам, но никто не мог объяснить, почему она так относится только к нему. Причём всех остальных она любит и липнет и к знакомым и к незнакомым, но только не к Лернеру. Он сильно переживает по этому поводу и всячески пытается с ней поладить, но даже когда он просто проходит мимо неё за несколько метров за закрытой дверью, она будто чувствует его присутствие и начитает во весь голос орать и плакать. Раньше мы думали, что это Лернер делает что-то специально, но сейчас поняли, что он ни в чём не виноват. Ну ладно, как я сказал, я не собираюсь продолжать этот дневник. Отложу его куда-нибудь и займусь своей семьёй.»

Больше сомнений не было. Здесь прямым текстом писалось, что тот странный мальчик из леса — это Лернер, а те, кто его нашли — его семья. Он уже не плакал, просто смотрел на огонь в камине, упёршись подбородком в колени. Он думал, но сам не знал, о чём. Он ушёл куда-то очень глубоко в себя, пытался представить то, как его нашли, пытался что-то вспомнить, и если бы сейчас ему кто-нибудь что-нибудь сказал, эти мысли мгновенно растворились бы в его сознании, как мимолётные видения, о которых он больше никогда не вспомнит. Казалось, что всё это происходит не с ним, с кем-то другим, но не с ним. И в то же время у него присутствовало стойкое ощущение, что он наконец-то узнал долгожданную правду, к которой пусть и не был готов, но которая в какой-то мере принесла ему покой и дала новую цель — найти своих кровных родителей.

Немного так посидев, Лернер повернулся к Макару и попросил у него дневник. Он пролистал дальше, пытаясь убедиться, что больше там точно ничего не написано, и увидел странные надписи в самом конце. Казалось, их написал какой-то ребёнок красным фломастером, уж очень они выглядели неумелыми. Возможно, это был кто-то, кто не слишком хорошо умеет писать по-русски? Друзья, заметив удивлённый взгляд Лернера, придвинулись ближе, чтобы посмотреть, и Лернер стал медленно читать, с трудом разбирая написанное:

«Привет, Лернер! Блокнот у ты неслучайно. Ты прочитать то, что там есть? Прекрасно! Думаю, ты нужно то, что я оставить здесь. Это твой отец хранить всегда с тот момент, как найти тебя. Это быть привязать к твой корзинка. Приятное путешествия!»

И стрелка на следующую сторону страницы. Но дальше была обложка, к которой был приделан небольшой тканевый кармашек. Лернер быстро его развернул вверх ногами и выпотрошил из него всё содержимое на ковёр. Там было несколько сухих веток и листиков, какая-то карта и небольшая подвеска на шею – кроваво-красный камень в форме капли. Он висел на какой-то странной разорванной нитке, которую уже невозможно было застегнуть. Этот предмет не выглядел как-то особенно, так что Лернер не стал заострять на нём внимания и открыл карту. Она явно была нарисована от руки какого-то не очень профессионального художника, который наверняка ни разу не рисовал карты. Здесь был наспех нарисованный домик, по-видимому, дом Лернера, а затем значился маршрут, как быстрее всего добраться до какого-то места, которое обозначено какой-то аркой. Здесь точно что-то было не так. Если какой-то незнакомый, возможно иностранец, пытается привести тебя в какое-то место в лесу, это обычно не приводит ни к чему хорошему. Мало того, этот кто-то решил рассказать Лернеру о том, как он попал в эту семью, но зачем? Получается, он уже знает о Лернере и его особенностях, а значит, есть большая вероятность того, что он либо будет вымогать деньги за молчание, либо попытается с ним что-то сделать, как с самым ценным на данный момент образцом формы жизни. Такой поворот пугал ещё больше. Всё казалось и нереальным, и слишком реальным одновременно. Насколько это нормально?

Вика стала рассматривать красную подвеску, а остальные сосредоточились на карте. Все уже догадались о том, что некий незнакомец хочет, чтобы Лернер пришёл к назначенному месту, к этой арке, но Лернер продолжал рассматривать эту плохо нарисованную карту, уже будто не видя её и погрузившись в свои мысли. Но внезапно Лиза выхватила её из рук Лернера и отошла в сторону, также, как с конвертом. Но на этот раз она выглядела невероятно серьёзной, такой её ещё никто из присутствующих не видел.

— Лернер, послушай меня, — громко по сравнению с затянувшейся тишиной, к которой все успели привыкнуть, заговорила она. -Кто бы это ни был и чего бы он ни хотел, ты ему ничего не должен, и он не имеет права чего-то от тебя требовать. Я почти на тысячу процентов уверена, что это не приведёт ни к чему хорошему, и мне кажется, что вы тоже это чувствуете. Так что я предлагаю это.

Сказала она, резко смяла карту в комок и бросила в камин. Все резко дёрнулись, пытаясь её схватить, но поздно. Бумага быстро загорелась и стала сжиматься ещё сильнее, медленно превращаясь в пепел. Лернер понимал, что такой выход, наверное, был самым правильным, но ему всё равно было грустно от того, что Лиза не дала ему самому принять это решение, навсегда отрезав возможность подобраться ближе к возможной правде о его происхождении. Странно, когда у тебя есть выбор, ты сомневаешься в том, как поступить, а когда выбора нет, ты обычно хочешь поступать так, как не следовало бы, просто потому что. Вот только какой смысл избегать того, что в итоге всё равно тебя настигнет? Этот незнакомец уже знает, где Лернер живёт, уже знает и о нём и о его семье, так что убегать бесполезно. С другой стороны, если бы незнакомец хотел его убить, давно бы это сделал. Какая же страшная это штука — любопытство. Вроде ты понимаешь, что особо ничего нового не узнаешь, но всё равно идёшь на рожон, рискуя, чтобы сложить остальные кусочки пазла, пусть это и никак не отразится на твоей жизни в дальнейшем. А что, если этот незнакомец не так плох, и куда безопаснее, чем о нём сейчас думают? Что, если он всё же приоткроет для Лернера завесу тайны о том, кто он такой, где его родители и откуда у него эти особенности? Опасно ли это? Бесспорно. Да и леса Лернер боялся больше, чем чего бы то ни было, и никакое любопытство не сможет так сразу победить его фобию. Но что, если оно бы того стоило? Знать бы наверняка…

Он смотрел в камин, на то, как последняя надежда найти правду тлела, всё больше провоцируя его любопытство. Вор спорил с Лизой, и по его голосу он был действительно зол. Его любопытство было сильнейшим, наверное, в мире, и, зная его, он наверняка собирался сегодня же пойти на то самое место. Он и Даркнета не испугался, облазил там каждый уголок, лишь бы узнать о нём как можно больше, так что это маленькое путешествие и его результат его наверняка даже не удивили бы. И всё же, он хотел узнать правду, как и Лернер, так что, лишившись этой возможности, сильно разозлился. Таким злым он бывал очень редко, последний раз Лернер видел его таким, когда его родители отказались рассказывать ему о своих преступлениях. Но сейчас Лернер как будто их не слышал. Он просто смотрел на огонь, пожравший кусочек правды, которую он так и не узнал.

— Какое право ты имеешь решать за других, что им нужно знать, а что — нет?! — кричал Вор, на что Лиза, перебивая его, кричала в ответ:

— Я беспокоюсь за него, а тебе лишь бы нарваться на неприятности, ты только о себе и думаешь и о своей жажде знаний!! Хоть раз подумай о других, это не так сложно!

Они теперь как будто поменялись местами и вели практически тот же спор, который в итоге закончился вскрытием конверта, хотя и тогда, и сейчас оба оставались в своём репертуаре: любопытный Вор и непредсказуемая Лиза.

— Да откуда ты это знаешь?! — кричал Вор, наступая и пытаясь прижать Лизу к стене, как физически так и морально. — Если бы ты думала о нём, ты дала бы ему выбор, хочет ли он знать о себе правду или нет, но вместо этого просто вырвала у него этот шанс и выкинула у него на глазах!!

— ОН МОГ ПОСТРАДАТЬ!! — во весь голос закричала Лиза, сжав ладони в кулаки и, возможно, пытаясь напугать Вора, чтобы он отступил.

Действительно, словно перепалка кошки и собаки. Крики становились всё громче, Макар пытался встать между ними, успокоить, но в итоге тоже стал участником этого спора, заняв третью сторону и тоже начав кричать:

— Заткнитесь оба! Что сделано — то сделано, ничего уже не вернуть!

Лернер, не обращая на них внимания, медленно поднялся и пошёл в свою комнату. В голове творился какой-то хаос, от которого он быстро уставал. Мысли то наперебой кричали, то внезапно резко затихали, оставив после себя лишь монотонный белый шум. Лернер не мог предположить, что будет дальше, не мог понять, что его ждёт, и даже свои действия сейчас он не контролировал. Он просто делал что-то. Хоть что-нибудь, что могло бы ему помочь прийти в себя. Вика пошла за ним, возможно, желая его поддержать, но он медленно закрыл перед ней дверь в свою комнату. Одиночество. Что может быть лучше одиночества? Сложный вопрос. Лёжа на кровати, Лернер понял, что в держит в руке тот самый кулон. Он не понял, как тот оказался у него в руках, но продолжал сжимать его крепче, чтобы понимать, что всё это сейчас произошло на самом деле, что это не было сном. Что дороги назад уже нет. И почему люди так любят докапываться до правды? Даже когда она приносит столько боли, и даже когда они знают, что дальше будет только хуже, почему продолжают её искать? Они ведь потом будут также лежать, как он, и надеяться, что она забудется, хотя это бесполезно. Такое не забывается. Правда врастает в тебя, как паразит, проникает под кожу, и её никак с себя не смыть. Она будет с тобой до конца жизни, будет мучить тебя, когда ты остаёшься один-на-один с ней, и будет постоянно напоминать о себе. Зачем же Бог дал нам это мучительное чувство — любопытство?

Прошло несколько часов. За это время Лернер ни разу не вышел из комнаты. Друзья внизу вели себя довольно тихо, возможно, не хотели тревожить Лернера, но из-за этого он чувствовал себя виноватым. Сегодня был его день рождения. Он ошибался, думая, что ничто этот день не испортит, но всё же ещё не поздно было всё исправить. Он поднялся с кровати с чуть более трезвой головой, понимая, что даже если всё сказанное — правда, это не мешает ему дальше жить той жизнью, о которой он мечтал, и спустился вниз. В гостиной всё ещё сидели его друзья. Кажется, они даже не пытались заговорить друг с другом. Все сидели отдельно в своих мыслях, и только Вор, как обычно, не упускал возможности порешать головоломки в телефоне. Как только Лернер показался, все разом вскочили с мест. Каждый понимал, что говорить или делать что-либо сейчас не стоит. На лицах всех, как обычно, кроме Вора, читалось напряжение. Они пытались понять, в каком состоянии сейчас Лернер, к какому выводу он пришёл после стольких размышлений, и, казалось, каждый из них уже приготовился к худшему. И внезапно Лернер улыбнулся. Это выглядело так неуместно, так неправильно в данной ситуации, но всё же эта улыбка смогла успокоить ребят. Она не выглядела достаточно спокойной или весёлой, скорее, она говорила: «Ребят, всё хорошо, я в порядке.»,- хотя с этим и можно было поспорить. И Лернер, понимая, что пока он что-нибудь не скажет, его друзья не начнут заниматься своими делами, тихо произнёс:

— Я снова с вами.

Ещё пару секунд никто не двигался, но потом к нему подошёл Макар и крепко обнял, также тихо ответив:

— Да куда ты от нас денешься?

Лернер грустно усмехнулся и обнял его в ответ. Казалось, это был всего лишь блокнот, в котором находилось совсем немного информации о его раннем детстве, но как же самые, на первый взгляд, незначительные вещи, могут менять историю жизни человека. Хоть Лернер и узнал нечто, из-за чего до конца жизни будет чувствовать себя в этом мире отчасти лишним, но он решил для себя, что не позволит каким-то мелким событиям и правде влиять на себя. Что было — то было, для него сейчас значение имел лишь настоящий момент, и никакая правда не сможет изменить той реальности, которая его окружает.

Наверное…

День закончился радостно: Лернер с друзьями допоздна смотрели на огромном чердаке, где находился просто гигантский телевизор, разные фильмы, а вечером все стали готовиться ко сну. Ребятам показалось слишком банальным спать на кроватях, так что Лиза с Викой остались наверху, притащив туда одеяла с подушками и устроившись прямо на ковре, а Лернер, Макар и Вор расположились в гостиной внизу. Завтра вечером должны были приехать родители и Саша, а друзья уезжали утром. До самой ночи парни болтали и шутили, а когда окончательно выбились из сил, улеглись спать, потушив камин. Хоть в гостиной и были диваны, но разбирать их было как-то лень, так что они, взяв пример с девочек, тоже уснули на полу.

Посреди ночи Лернера что-то разбудило. Он открыл глаза от резкого звука. Пару секунд он не мог понять, что произошло, но вот, об окно ударилась первая капля, вторая, третья… «Гроза!»,- пронеслась мысль у него в голове, -«Но почему сейчас? Почему я не успел почувствовать её приближения?» Он встал со своего спального места и медленными шагами направился из гостиной в прихожую. Хоть на улице и было лето, но ночь в этот раз оказалась холодной. Босые ноги медленно ступали по холодному каменному полу, ведя Лернера на улицу. Разум постепенно угасал. Он не понимал, где он и что делает, но тело почему-то само, без его ведома двигалось дальше. Он открыл дверь и вышел на крыльцо. Дул сильный холодный ветер, хлеща по лицу дождевыми каплями, из-за чего пижама Лернера мгновенно промокла. Он ступил босыми ногами на тропинку и от неё пошёл вперёд, в поле. Высокая трава доставала до его ладоней, а ноги то и дело напарывались то та мелкие камешки, то на острые края сухой поломанной травы. Но он словно этого не чувствовал. Он поднял голову и устремил взгляд в небо. В глазах отражались искры постоянно вспыхивающих молний, но он даже не щурился. Взгляд стал не живым, стеклянным, искусственным, словно все чувства, все воспоминания и разум покинули его, улетели куда-то высоко в небо, к этой молнии. Капли дождя попадали в глаза, но Лернер даже не моргал, не чувствуя их. И тут им овладело чувство невесомости. Гравитация пропадала, тело становилось легче, а заслонённое чёрными тучами ночное небо как будто стало очень медленно на него опускаться, пытаясь захватить Лернера в свои объятия. Он не мог думать, не мог чувствовать, в его сознании застыла лишь одна мысль, которая, скорее всего, ему не принадлежала. Смотря на небо, на белые вспышки молнии, в его голове снова и снова всплывала одна и та же фраза: «Как красиво!». Боль в ногах и холод с сыростью пропали, он чувствовал себя прекрасно, словно оказался в раю. Ему ничего не хотелось, ничего не было нужно, а изнутри его охватил абсолютный и безграничный покой. Правильно ли это? Хорошо ли? Лернера не волновало. Какая-то непреодолимая сила внутри тянула его к молнии, давала ему желание прикоснуться к ней. Он вытянул руку вверх, словно был готов вот-вот до неё дотронуться, хотя бы одним кончиком пальца, попробовать, ощутить всю её величественную силу. И тут… Яркий свет его ослепил. По ушам ударил ужасающий грохот, а где-то вдалеке кто-то закричал. Кто? Голос был женский. Вика? Эта мысль была последней в его сознании. Больше он ничего не видел, ничего не чувствовал. Ощущение невесомости сменилось ощущением падения. Вокруг сгустилась тьма. Казалось, он провёл в этом состоянии целую вечность. Это она? Это смерть? Правильно, что учёные пытались огородить его от молнии, прятали и надевали защитные костюмы. Они не глупцы, чтобы рисковать единственным существом с такими способностями. И тут… Резкий удар о землю, адская боль в позвоночнике. Это моментально вернуло его в реальность. Он лежал на земле, на гладком, но немного выпирающим из-под земли корне дерева, но уже через секунду резкая боль ушла, будто её никогда и не было. Видимо, он упал с большой высоты. Над головой продолжали сгущаться тучи и бить молнии, но сознание почему-то вернулось. Он должен был почувствовать начало этой грозы, должен был успеть приехать в исследовательский центр, чтобы о нём опять позаботились! Удар молнии — смертелен, но… Что тогда произошло несколько секунд назад? Он до неё дотронулся? И выжил? Он помнил это незабываемое чувство, когда некая сила прошла сквозь всё его тело. Ощущение было таким, словно его вечная жажда наконец утолилась. Сейчас он стоял под дождём, во время грозы, и… Нормально мыслил. И то ощущение от прикосновения его не покидало. Прежде гроза всегда сводила его с ума, всегда пожирала его разум, но теперь… Он не понимал, что делать. Все ощущения и чувства вернулись. Было холодно, он был напуган. Ничего подобного с ним ещё не случалось. Хоть он уже давно знал, что является какой-то аномалией этого мира, но чтобы настолько…

Лернер всё никак не мог прийти в себя от произошедшего. Чтобы хоть как-то успокоится, стал оглядываться вокруг, в надежде увидеть что-то знакомое. Но он ещё не знал, что его ждёт. Вокруг него был лес. Тёмный ночной лес, вглядываясь в который можно было увидеть всё самое страшное, что только доступно воображению. Он стоял на небольшой возвышенности, на опушке, которая имела ровный круг из стоящих здесь деревьев. В самом центре, купаясь в лунном свете, что просачивался сквозь круглое отверстие в чёрных густых тучах, стояли два дерева. Они были больше и раскидистей остальных, а где-то на высоте метров шести оба дерева раздваивались на два ствола и срастались между собой. Казалось, будто от земли до тех сросшихся стволов образовывался проход в виде арки. Деревья казались какими-то вратами, только без дверей. Вокруг них, под их густыми кронами, защищающими от дождя, летали жёлтые светлячки, освещая их. Это зрелище казалось каким-то неправильным, нереальным, словно два измерения пересеклись здесь, в одной точке — гроза и ливень с огромными деревьями посреди леса и светлячками. Недолго думая, Лернер забежал под их листву, надеясь укрыться от дождя. Всё происходящее напоминало какой-то сон. Но дикий страх, холод, качающиеся под мощной силой ветра деревья, мокрая, липнущая к телу пижама и колючие палки и шишки под ногами давали понять, что всё более чем реально. Лернер не знал, где находился, не знал, в какой стороне дом, а пульсирующее в голове чувство опасности не утихало. Это был не конец. Его ждёт что-то ещё, что-то похуже. При взгляде на лес сердцебиение и дыхание учащались, а все мышцы на теле словно скатывались в один огромный ком, желая убежать отсюда настолько далеко, насколько это возможно. Голова кружилась, страх заполнял всё его тело, не давая нормально выдохнуть. Это нереально, этого не может быть, это невозможно… Приступ гилофобии начался. Ногти впивались в кожу, челюсти сжимались так сильно, что во рту появился привкус крови, а глаза с трудом моргали, распахнувшись во всю ширь. Ужас затронул, кажется, каждый его нерв, почти дойдя до своего пика. И вот он, наконец, закричал. Завопил во всю глотку от страха. Он кричал на всё, что было вокруг, на всех, кто был в этом замешан, кричал в лицо своей фобии, обнажая своё состояние, показывая, каким кошмаром для него всё это является. Кричал на эту ненавистную грозу, на учёных, что так и не смогли ему помочь, преследуя исключительно свои интересы, на Бога, что вышвырнул его неизвестно куда и неизвестно зачем. Он кричал в надежде, что кто-то ему поможет, укроет и вытащит из этого ада. Из глаз брызнули слёзы, а ногти поцарапали лицо, но и кожа, и дёсны — всё мгновенно заживало из-за этой проклятой грозы! Вслед за криком на небе стало раздаваться ещё больше грохота, оно будто ему вторило, проглатывая все звуки вокруг. Дождь немного заглушал его голос, а гром не давал пробиться совсем. Всё было бесполезно. Он чувствовал безумную усталость и истощение, но гроза не давала ему упасть без сил. Чего она добивается?! Зачем всё это?! Для чего?! Вопросов в голове были тысячи, и ни одного ответа. Пусть он и пробыл здесь от силы минут пять, но уже начинал сходить с ума. Пространство вокруг искажалось. Или это видел только он? Оперевшись о ствол одного из этих огромных деревьев спиной, Лернер сидел, не понимая, где реальность, где — глюки, и что с ним будет дальше. Может это — и есть конец? Может он умрёт вот так, ничего не добившись, не признавшись девушке в чувствах, не найдя ответов и не узнав своего предназначения? Получается, что всё это — и была его жизнь? Такая бесполезная и бессмысленная… Как много хорошего он сделал? Как много планов успел реализовать? Чувство беспомощности, безысходности не давало разуму пробиться через толстую оболочку страха. Наверное, он бы тут просидел ещё очень долго, всё чего-то дожидаясь, но внезапно из ниоткуда раздался голос. Мягкий женский голос, который так настойчиво, но ласково звал его. Словно далёкое эхо, он непонятно от чего отражался, и был убаюкивающим, родным, словно тёплое одеяло. Лернер не понимал, кому он принадлежал, не понимал, друг он ему или же наоборот, но всего за мгновение он стал им очарован. Этот голос казался ему до боли знакомым, но он не мог вспомнить, где его слышал. Этим голосом не обладал никто из его знакомых или близких, а если бы и обладал, то он бы его точно запомнил. Такой голос невозможно забыть.

— Лернер, иди сюда!

Он был не в том состоянии, чтобы мыслить здраво. Происходящее давно перестало поддаваться логическим объяснениям, поэтому он даже не попытался разглядеть здесь какой-то подвох. Этот голос его напугал, но очень быстро страх сменился на обволакивающее спокойствие. В голове откуда-то появилось чёткое понимание того, что всё будет хорошо, и он, под властью этой неведанной силы, спросил тихо, всё ещё слегка дрожа, но уже с любопытством осматриваясь вокруг:

— Кто ты? — этот странный голос давал ему надежду на спасение. Может, этот некто вытащит его отсюда? Может, сможет всё ему объяснить и поможет?

Но голос ответил:

— Подойди ближе, я тебя не слышу.

Ближе? Куда ближе? У голоса не было видимого источника.

— Как к тебе прийти? Где ты? — спросил он, встав с места и оглядываясь вокруг. Голос успокаивал его настолько, что даже лес ему уже не был страшен. Всё остальное перестало иметь смысл. Лернер хотел прийти к источнику этого голоса и был готов отправиться за ним даже пешком на край галактики.

— Ближе… — говорил голос почему-то тише, словно и правда был очень далеко. — Я не слышу…

Лернер посмотрел на два огромных дерева, так необычно стоящих здесь, посреди опушки, и его посетила догадка. А что, если эти деревья и правда являются вратами? Что, если их присутствие неслучайно? Медленными, неуверенными шагами он встал возле пространства между ними. Его дыхание всё ещё сбивалось, не успев прийти в норму, и тут он заметил, что воздух, который он выдыхает, от чего-то отражается. От чего-то невидимого. Он также медленно, подумав, что ему это могло просто показаться, попытался дотронуться до невидимой преграды между двумя огромными деревьями, и рука вопреки всем законам физики во что-то упёрлась. Он стал давить сильнее, и огромные невидимые врата стали громко отворяться. Лернер вздрогнул от этого звука, но подобное не отталкивало его. Наоборот, его обуздало чувство восторга, словно он на пороге величайшего открытия тайны вселенной. Его там могло ждать что угодно, воображение уже рисовало нереальные картины. Разум по-прежнему к нему не возвращался. Он не мог больше думать ни о доме, ни о своей семье, ни о друзьях, ни о Вике. Голос, к которому он так стремился, занял все его мысли.

— Ближе, Лернер, ещё ближе! — радостно звучало со всех сторон. — Ты молодец!

Ни один вопрос не пронёсся в его голове, ни одно сомнение. Он лишь улыбнулся, надеясь встретиться с обладательницей этого голоса, надеясь окунуться в него с головой и очистить голову от других мыслей, но внезапно в его голове что-то щёлкнуло. Всего на мгновение, на одно короткое мгновение он смог выйти из-под влияния этого голоса, но было слишком поздно. Он уже шагал вперёд, успев только обернуться, посмотреть в лесную чащу, за которой, где-то там, находился его дом.

Лернер почувствовал сильный холод, хуже, чем зимой, и невесомость во всём теле. Ему даже на мгновение показалось, что он летит. А потом какое-то жжение на коже, будто он переместился из внезапного холода в такую же внезапную жару. Он весь сжался и закрыл глаза, но потом снова почувствовал лесную вечернюю прохладу. Он медленно открыл глаза. Его руки тряслись, в глазах читался такой страх, который можно пережить только когда ты находишься на волоске от смерти. По крайней мере, Лернер был жив, хоть это его радовало. Он попытался успокоиться, но, посмотрев назад, понял, что местность ему совершенно незнакома. Только эти два дерева будто с одной полянки переместились на другую, почти такую же. Он в панике оглядывался вокруг. Нигде не было ни одного знакомого кустика или дерева, всё казалось каким-то другим, неправильным. И только сейчас до него дошло, что он не испытывает страха к лесу. Даже всматриваясь в самые тёмные уголки лесной чащи, у него не было той паники, которая его так долго мучила. Неужели эта штука избавила его от фобии? Это и была цель того незнакомца? Но тут, он что-то услышал. Этот звук был настолько нетипичный для леса, что Лернер сразу же отличил его от всех других — свист летящей в него стрелы.