Ничто не может радовать ребёнка больше, чем свобода, совмещённая с любовью близких. Но у меня отняли эту любовь, оставив лишь полную свободу действий. Мрачное небо, которое зачем-то решило в тот момент вторить моим страданиям, мелкий неприятный моросящий дождь. Такая погода идеально подходила для похорон. Но нет, это были не похороны. Это было нечто худшее. Я был единственным в толпе, кто плакал. Даже дети радовались этому грандиозному событию, которые здесь случаются нередко. Но я не думал, что это когда-то коснётся меня. На мои хрупкие детские плечи слишком рано опустилось бремя ответственности, которое я с таким трудом несу и по сей день. Хоть я к нему уже давно привык, но старые раны частенько напоминают о том, что я от этой ноши никогда не избавлюсь.
Всё началось в Пронтариате. В прекрасном городе, которым правит мудрый и справедливый правитель. В те годы Пронтариат только начинал своё существование и развивался на глазах. Два тайла, мои мама и папа, поженились через несколько месяцев после образования этого королевства, и вскоре на свет появился их первый сын — мой старший брат. Родители были безумно счастливы, папа уже построил кучу планов на жизнь моего брата, и уже напредставлял, как однажды передаст ему свой бизнес, который тогда ещё был не таким масштабным и прибыльным, но всё же был важным для него.
Мой папа был из тех, кто привык решать проблемы словом, а не делом. Любой спор разрешался договорами и сделками, и такой подход ещё ни разу его не подвёл. Несмотря на это, он никогда не оказывался в проигрышной позиции, потому что даже из своего поражения всегда получал выгоду. Он, можно сказать, изобрёл этот метод, после чего им стали пользоваться повсеместно. Благодаря подобным сделкам Пронтариату удалось выиграть время у королевы, чтобы она на них не нападала несколько лет, пока строился Пронтариат, и мой папа был их главным связным.
С мамой история немного сложнее: это тайл, не разбирающийся ни в чём, что касается обыденной мирной жизни, оттого ей с трудом удавалось выполнять роли супруги и матери. В войне за Пронтариат она быстро стала доверенным лицом многих из окружения Кла, была сильным и опытным воином, и вытаскивала тайлов из резни в Таймире. Ни один, кого она тогда защищала, не пострадал, за что ей даже поставили памятник в одном парке Пронтариата. В общем, родители у меня были не из простых, а следовательно и мы, их дети, тоже должны были стать особенными.
После первенца появились ещё две девочки и три мальчика, последним из них был я. Да, я был самым младшим, и почему-то на мне фантазия родителей на мою жизнь закончилась. Братьев папа учил финансовой грамоте, ведению бизнеса и прочему, для сестёр мама приглашала в дом соседок, чтобы те научили девочек правильному поведению и работе по дому. Но это обычно заканчивалось плохо, ибо соседки быстро уставали от моих сестёр, и когда мама уходила, соседки просто садились на кухне посплетничать и попить чаю, пока мы с сёстрами, сбежав из дома, гуляли, где попало, и делали, что заблагорассудится. Но после таких вот прогулок нам всегда в итоге приходилось возвращаться домой, где нас ждала злая мама. Она ругала моих сестёр каждый раз, отправляла их по комнатам и наказывала, а я, как самый младший, всегда выходил сухим из воды. Та же история происходила с братьями и папой, только папа сам занимался их обучением, поэтому сбегать получалось нечасто. Но когда, всё же, появлялся подходящий момент, мы его не упускали. Мои братья с сёстрами росли в строгости, поэтому прогулки со мной для них всегда были глотком свежести и свободы, которой им так не доставало. А я просто радовался, что могу проводить с ними время. Редко случалось так, что нам удавалось погулять всем вшестером, поэтому эти дни запомнились мне самыми яркими и самыми красочными за всю мою жизнь.
Помню, как в первый раз мы убежали в какой-то закоулок, где ещё никто из нас не бывал, и решили остаться там на весь день. Один из братьев где-то нашёл мяч, и мы придумали игру под названием «Спит марёк». Сейчас вряд ли смогу в неё поиграть, но правила до сих помню. В общем, мы играли весь день, и за это время к нам присоединились многие дети. В переулке поднялась шумиха, тайлов собралось больше десятка, но в основном они просто смотрели и кричали, поддерживая нас. А когда кто-то из нас уставал и выбывал, мы искали добровольцев и играли дальше. Потом, когда начало темнеть, огненные тайлы создали много своих светящихся лекенов и раздали каждому в толпе, так все могли поучаствовать в освещении территории и помочь нашей игре. Когда после этого мы шли домой, я помню, как братья изображали папу, искривляя голос, и заранее предсказывали, каждую его реплику. А сёстры пародировали маму, но у них получалось намного хуже, за что братья над ними посмеивались, а девчонки, заигравшись, отчитывали их за это так, как это сделала бы мама. И, придя домой, на удивление все их предположения сбылись, их отругали слово в слово так, как они предполагали, и мы перед сном успели над этим посмеяться.
А в другой раз мы забрались на заброшенную башню, куда входить строго запрещалось. Мы расположились там и ещё долго болтали по душам, обсуждая наши мечты о будущем, планы на год и разные проблемы, с которыми столкнулись за последний период, понимая, что ещё нескоро сможем вот так вместе пообщаться. И правда, даже за столом мы никогда вместе не собирались, всегда учёба, учёба, и снова учёба… Но почему-то меня это никогда не касалось. За всю жизнь на меня родители даже голос не повысили, зато срывались на моих братьях и сёстрах. Я рос любимчиком. Об этом и братья с сёстрами знали, но они нисколько не обижались на меня, понимали, что в этом нет моей вины, есть только вина родителей. Папа хотел вырастить из моих братьев настоящих наследников, всегда был к ним невероятно строг и часто бил, а сёстры больше подвергались психологическому насилию. Помню времена, когда их на неделю запирали по комнатам за неуважительный тон к гостю, и нам всем запрещалось с ними разговаривать. Жестоко, но родители добились своего. Братья с сёстрами выросли именно такими, какими их хотели видеть. А что до меня… Меня никогда ни в чём не ограничивали, я не ведал правил и запретов. Всё, чего бы я ни попросил, мне давали, единственное, где обрывалась моя свобода — когда дело касалось моих братьев и сестёр, так как у них рамки были жёсткими, и даже я не всегда мог через них пробиться. Меня родители считали чем-то вроде декорации, аксессуара, но очень важного для них, который не нужно развивать внутренне и чему-то учить. Они любили мою беззаботность, дурашливое детское поведение и хотели, чтобы я всегда оставался с ними и радовал их. Мне было нетрудно, к тому же, для меня это тоже было в удовольствие. Например, мама часто просила меня улыбаться. Это не было приказом или правилом, простая просьба, но я всегда считал своим долгом её выполнять, потому что хотел её порадовать. Даже когда мне было плохо, даже когда я плакал, она просила меня улыбнуться, и я так хорошо научился это делать, что отличить фальшивую улыбку от настоящей стало практически невозможно.
У меня было много друзей, которые относились ко мне точно также, как и сёстры с братьями, и мне это нравилось. Хотя я часто пытался найти близких по духу, тех, кого тоже не ограничивают, но почему-то такие дети мне не встречались. У всех были какие-то запреты и учёба, в чём я тогда не видел смысла. Но даже это оборачивалось в мою пользу, так как соседские дети, общаясь со мной, могли ненадолго сбежать от своей удручающей реальности, побыть в мечтах и почувствовать вкус моей свободы. Их тянуло ко мне, я был для них маяком надежды на счастливую жизнь, и я никогда не был против этого.
Но мы росли. Сёстры уже без проблем справлялись со всем хозяйством в доме и были готовы любого задушить гостеприимством, а братья соревновались друг с другом в своих знаниях и умениях по тем темам, которым обучал их папа. Со временем они увидели, что их навыки и правда пригождаются на практике и стали получать от этого удовольствие. Они всё больше узнавали о жизни, строили всё больше планов и уже не так стремились к свободе, о которой прежде узнавали только из моих рассказов. Теперь они сами стали ставить себе рамки, сами учились в свободное время, которого у них появлялось всё больше и больше, и я, наконец, увидел тёмную сторону своей жизни. Все вокруг меня взрослели, развивались, а я оставался таким же глупым и беззаботным мальчишкой. Даже друзьям становилось со мной неинтересно. Я не знал, что делаю не так, не понимал, как вернуть всё назад, моя прежняя жизнь стремительно утекала сквозь пальцы. Родители не хотели мне помогать, говорили, что то, что происходит вокруг — это нормально, так и должно быть, но я был не согласен. Это неправильно. Но сделать я всё равно ничего не мог, и мои попытки вернуть своё место выглядели глупо и жалко.
Но однажды наша жизнь круто поменялась. Мне было 10, когда родители собрали нас в гостиной и сказали, что мы переезжаем в Таймир. Бизнесу нашей семьи грозила опасность — его могли раскрыть, и чтобы этого не случилось, требовалась помощь папы там. Я воспринял это шансом на новую жизнь. Был полон надежд и целей. Так многое хотел реализовать и так многого добиться, чтобы стать чем-то большим, чем просто декором для своей семьи. Я хотел заслужить уважения и ещё большей любви, чтобы на меня посмотрели другими глазами и поняли, что я тоже что-то могу, и со мной стоит считаться. Спустя долгий и очень нервный переезд, мы, наконец, оказались в новом доме, в котором нам предстояло жить ещё пару лет, пока папа не решит здесь все важные по бизнесу проблемы. Но наш дом оказался крошечным и тесным, тайлы — страшными марионетками, а законы слишком суровыми. Все планы и мечты разбились об острые шипы реальности, и я впервые возненавидел свою жизнь. Этот город, этот переезд стал моим персональным кошмаром. Я впервые встретился с границами моей свободы: теперь нам всем, даже мне, запрещалось без родителей покидать дом, запрещалось быть громкими, запрещалось выражать эмоции на улице, запрещалось зажигать свет ночью… Запреты, запреты, запреты… Я был подавлен, но умело это скрывал за счастливой улыбкой. Но хуже всего было видеть радостные лица моих братьев и сестёр. Папа брал братьев с собой на работу, обучая их там, и те стали зарабатывать свои первые деньги, сёстры ходили с мамой на встречи с возможными будущими женихами, такими же пока ещё детьми, а я ни разу за несколько месяцев так и не вышел из дома. Только тогда я впервые ощутил себя не живым тайлом, а пустой мебелью. Со мной здоровались, обо мне заботились, но я не был для них разумным существом, скорее, просто маленький питомец, которого можно, проходя мимо, погладить по головке. Мне было очень одиноко, я не знал, что делать. Долгое время я просто жалел себя, но потом стал искать способы выбраться из этой клетки. Пара дней поисков, и я понял, что самым подходящим выходом будет догнать моих братьев в их знаниях. Я пытался обучаться сам, но мой избалованный характер и отсутствие должной дисциплины не давали мне сосредоточиться на цели. Тогда мне пришлось пойти на крайние меры. Я поговорил с папой. До этого он, как и мама, не воспринимал меня всерьёз, не думал обо мне, как о самостоятельном организме, который имеет мнение и может чего-то добиться, но в тот день я заставил его это мнение поменять. Наконец во мне увидели нечто большее. Он согласился обучить меня, и благодаря своему стремлению я стал быстро догонять братьев. Я впервые сам просил папу ставить мне рамки, в которых прежде не видел смысла. Конечно, из-за старых привычек сначала я часто их нарушал, но папа смог справиться с моим поведением, и уже через полтора года я тоже стал ходить на встречи с покупателями и переговоры с потенциальными клиентами. На удивление, я нравился клиентам больше, чем мои братья. Они говорили, что моё отчасти беззаботное поведение и мечтательный характер располагают к себе, оттого у папы прибавилось контрактов и сделок, и я смог обогнать своих братьев в доходе и значимости для компании.
Кстати о братьях: сначала они не воспринимали меня всерьёз и за моей спиной посмеивались над моим стремлением, смотря свысока, но когда папа признал, что я принёс в полтора раза больше сделок, чем каждый из них, братья насторожились. Из дружной семьи мы превратились в соперников. Каждый день был похож на гонку за прибылью, уважением и главным — признанием нашего папы. Каждый из нас хотел стать лучшим, любимым сыном. Мы все понимали, что если не добьёмся этого — то, дождавшись совершеннолетия, уйдём ни с чем, потому что не собирались делить бизнес друг с другом. От глуповатого мальчишки не осталось и следа. Я стал равным противником для моих братьев, был готов сражаться до конца, но однажды, чтобы победить меня, они стали играть подло: поздно ночью схватили меня и жестоко избили, пригрозив, что если я не прекращу, в следующий раз будет хуже. Будь я немного умнее, сразу бы рассказал обо всём папе, но в тот момент я почему-то решил, что просить помощи у тех, кто действительно может с этим справиться — как-то неправильно. Я вбил себе в голову, что это — очередное моё испытание, с которым я обязан справиться сам, поэтому стал разрабатывать план. В тот день я весь день провалялся дома из-за множества увечий и ничего не заработал, чего и добивались братья, но это время я потратил с пользой, придумав, как улучшить бизнес папы, и вечером поделился идеей с ним. Даже побитый я вырвался в этой гонке вперёд с большим отрывом. Папа ещё долго ходил и хвастался перед своими подчинёнными и мамой с сёстрами и братьями, какую штуку я придумал, и в следующий раз, как следовало ожидать, братья снова напали на меня. Избили ещё сильнее, чем прежде, снова закидав угрозами. Я не мог больше терпеть подобное отношение к тебе, поэтому стал думать, как этого больше не допустить. И не придумал ничего лучше, чем обратиться за помощью к маме. Она точно могла научить меня постоять за себя, для неё это также легко, как вынести мусор, и я всегда восхищался этим. Но, в отличии от папы, она не согласилась мне помочь. Я не смог доказать ей, что являюсь самостоятельным существом со своим мировоззрением. Она продолжала видеть во мне милую пустышку. Но я не собирался на этом останавливаться. Изо дня в день я пытался научиться драться, пытался стать сильнее, и она не могла не замечать этого. Сначала она не обращала внимание, вернее, делала вид, что не обращает, но потом, наконец, сдалась и согласилась меня обучать. Она всё ещё не принимала меня таким, всё ещё не верила, что я вырос, поэтому не ставила рамки и не относилась ко мне строго. Возможно, она до последнего надеялась, что я передумаю, как увижу, что ничего не получается. Но она меня недооценила. Благодаря папе я научился самодисциплине и сам был достаточно строг к себе. Я требовал от себя куда большего, чего хотела мама, надрывался, не жалея себя, и когда братья напали на меня в третий раз, я, наконец, смог дать им отпор. Я научился быть не только умным, как папа, но и сильным, как мама. Я сочетал в себе всё, чем они являлись, был их золотой серединой, оттого быстро завоевал ещё больше их любви и теперь ещё и гордости.
После драки братья пожаловались на меня родителям. Это было настоящим предательством, которого я от них никак не ожидал. Они хотели выставить меня в наихудшем свете, показать, что родители вырастили монстра, но на удивление родители, даже не дослушав, встали на мою сторону. После этого братья поняли, что проиграли, и перестали меня доставать. Это была победа, моя победа. Я добился своего, стал лучшей версией себя, многому научился и многое доказал. Я думал, что теперь всё будет хорошо, что мы, наконец, сможем зажить счастливо, в мире и гармонии, что братья поймут меня, признают и мы будем работать и учиться вместе, как семья, но меня вновь ждало разочарование: они перестали делать вообще что-либо. Они больше не хотели учиться, не боролись за любовь родителей и им было плевать на своё будущее. С сёстрами тоже проблем хватало — они стали постоянно жаловаться, что хотят домой, в Пронтариат, что устали видеть на званых вечерах каменные лица гостей, и что они не собираются замуж, даже если здесь найдётся их любовь, потому что они слишком бояться Таймира. Скандалов в доме становилось с каждым днём всё больше. Чтобы хоть как-то всех успокоить, я стал на заработанные деньги покупать всем подарки и пытаться улучшить условия нашего проживания, но этого было недостаточно. Братья ненавидели меня за то, что я их обошёл, и не принимали моей заботы; сёстрам любые предметы напоминали о том, что они останутся в Таймире ещё надолго, возможно даже навсегда, а родители уставали от постоянных споров и капризов, не находя больше времени и сил на меня. Но я больше не требовал от них внимания, без которого прежде увядал. Мне хватало знания, что они меня любят, а то, что мама всё ещё продолжала иногда просить меня улыбнуться, вселяло надежду на то, что я им полезен и всё же мои старания не напрасны. Скоро все эти ссоры достигли той отметки, когда находиться в доме было невозможно. На нас стала обращать внимание общественность. Если бы кто-то узнал, что здесь проживают пронтариане, нас бы всех без разбору казнили, но в моменты накатившей злости все об этом забывали. Я видел, как рушится наша семья и понимал, что не в моих силах её удержать. Единственной моей радостью были моменты на работе, когда появлялась свободная минутка, в которую я мог спокойно посидеть и помечтать.
Я не хотел уезжать из Таймира. Да, в этом королевстве жить было не так просто и безопасно, но я всё равно стал считать его своим домом. Здесь я обрёл себя, добился уважения, признания и любви, о которых и не мечтал. Здесь я чувствовал себя нужным, на своём месте. Со мной считались, меня слушали, и я перестал быть декором для своей семьи. Но порой мне всё же казалось, что если бы я не изменился, если бы я остался прежним и страдал бы, моя семья была бы счастлива. Да, эти предательские мысли часто посещали мою детскую голову. Хоть я и понимал, что они ложные, но когда случайно начинаешь об этом думать, сложно мгновенно остановиться. Мне нравилось то, каким я стал, и я продолжал помогать всем, кто в этом нуждался, но ценой моему счастью становился развал моей семьи.
Но вот, жизнь снова изменилась, да так сильно, что ссоры и скандалы — были наименьшей из наших проблем. Однажды к папе на работу ворвалась стража и арестовала его и всех, кто находился рядом. Меня успели спрятать. То же произошло и на одном из званых вечеров, куда пошли мама с моими сёстрами. Девочек мама тоже успела спрятать, так что схватили только наших родителей. А потом… Одним пасмурным бе́нним утром, когда мне было 12 лет, родителей казнили на главной площади, уронив на них огромные булыжники. Я был единственным из моих братьев и сестёр, кто пришёл на казнь. Родители успели скрыть следы нашего существования от правительства Таймира, поэтому нас никто не нашёл. Я до сих пор помню летящий вниз валун. Это произошло так быстро. Я даже не успел с ними попрощаться. Зато помню, как они, стоя в разных клетках, закованные в кандалы, успели заметить меня перед тем, как эти чёртовы камни стали красными. Я смотрел на них, не моргая, стараясь не упустить последние моменты их существования. Я смотрел, а из моих глаз ручьями текли слёзы. Я даже не пытался их скрыть, чтобы они случайно не размыли картинку этой жестокой казни в моих глазах. Вокруг было так много тайлов, в том числе и детей. Все они злобно смотрели на кровавые камни, лежащие на дне железных клеток. Все они, злые, алчные, жестокие подонки, смотрели на них и улыбались. Сквозь звон в моих ушах слышались детские счастливые возгласы и фразы по типу: «Проверьте, что они точно сдохли! Такие черти могут и с того света вернуться!». А я просто смотрел и плакал. Единственный тайл, единственный ребёнок, который любил даже то, что осталось под этими огромными булыжниками, которые решили судьбу самых дорогих мне тайлов. И кто-то после этого ещё говорит, что жизнь справедлива? Неужели я, двенадцати летний мальчик, который так сильно любил родителей и заботился о своей семье, заслужил это наказание? Мальчика, маленького, беззащитного мальчика оставили сиротой даже без судебных разбирательств! Все просто увидели, что мои родители — пронтариане, и единогласно решили их казнить. Их даже не интересовало, что именно мы продавали. А продавали мы лекарства и разные полезные в повседневной жизни вещички. Никакого оружия или даже зелий, просто бытовые вещи, которыми пользовались все пронтариане. Но никому не было дела до товаров. Для Таймира пронтарианин — это клеймо, которое не оправдает ни один поступок, ни одно убеждение и ни одна цель. Для них мы — не тайлы, а чудовища, выбравшиеся из самых глубин ада, в которых не может быть совершенно ничего хорошего. Только тогда, на казни, я понял, чем отличается Пронтариат от Таймира. Таймир — сборище жестоких политиков, которые пекутся только о том, как бы увеличить свою власть и влияние, пляшущих на потеху королеве. Мои родители должны были умереть в 50 лет, рядом с моими братьями и сёстрами, с гордостью передавая мне бизнес. Всё должно было закончиться не так, не здесь… Но кто меня спрашивал? Никому до меня не было дела. Никто здесь даже не знал о моём существовании. Я стоял в толпе и чувствовал себя невидимым. И правда, кто решит обратить на меня внимание? Кому я теперь нужен? Никто больше не ограничивал меня в действиях, но также никто и не мог проявить ко мне заботы и любви. Никто.
Вернувшись с казни, я увидел, что дом пуст. Ни моих братьев, ни сестёр там не оказалось. Лишь на полке лежала небольшая записка от старшей сестры:
«Привет, Оли. Я решила оставить эту записку, чтобы ты за нас не беспокоился. Мы больше не видим смысла оставаться в Таймире и попытаемся своими силами добраться до Пронтариата. Папин бизнес уничтожен, так что мы здесь не выживем. Мы будем тебе писать, обещаем. И ребята пообещали отомстить за родителей, ведь ты на это не способен. Прости, что ушли так внезапно, боялись, что наш дом раскроют, поэтому решили не терять времени. Надеемся, мама с папой в тебе не ошиблись, и ты и вправду окажешься счастливчиком. Надеюсь, ты без нас не пропадёшь. Пока!»
Держа в руках записку, я её непроизвольно смял в ладони, сполз по стене в коридоре и снова расплакался. Я остался один. Вся моя семья бросила меня одного именно в тот момент, когда была так мне нужна. Я не мог думать о том, как жить дальше, единственное, что кружилось у меня в голове — боль и обида. Я злился на братьев и сестёр за то, что они не взяли меня с собой, за то, что бросили меня наедине со своими мыслями. За то, что не любили меня. Единственное, что удерживало их в этой семье — это мои родители, которых так внезапно не стало. Я потерял всё, и я потерял всех. Моя душа была пуста. В моей жизни не было никакого смысла. Я не раз пытался покончить с собой, был в такой депрессии, что до сих пор не знаю, как мне удалось из неё выбраться. Я тратил деньги, которые когда-то откладывал, но уже через 3 месяца они закончились. Мне нужна была работа. Детям в Таймире работать запрещалось, так что я тоже стал думать над тем, чтобы уйти в Пронтариат. Там я хотя бы мог найти тех, кто бы согласился, может, временно обо мне позаботился. Я не придумал ничего лучше, чем отправиться туда пешком, делая ставку на то, что по пути меня могут убить дикие животные, и тогда мне не придётся зарабатывать на пропитание. Я выставил свой дом на продажу, гонимый слабой надеждой на то, что его быстро купят, и момент отъезда мне удастся оттянуть ещё на неопределённый срок. Рана внутри так и не заживала. Сёстры не писали, и от братьев вестей также не было. Я уже даже не волновался за них. Я думал о них, как о предателях. Но однажды ко мне зашёл знакомый тайл. Раньше он работал на папу, и я с ним не раз общался. Он тоже готовился к тому, что я в итоге стану главой компании, и во всём меня поддерживал. Он зашёл в кои-то веки проведать нас, но увидев там одного меня, да ещё в таком подавленном состоянии, не смог оставить на произвол судьбы. На какое-то время он взял меня к себе, чтобы позаботиться и помочь свыкнуться с утратой. Я очень ему благодарен за это. Он помог мне встать на ноги. Он, его жена и новорождённые дети помогли мне понять, что в жизни ещё осталось что-то хорошее, и что всегда будет случаться что-то плохое, самое главное просто это принять и не терять из-за этого себя. Этот тайл, Капель, и его семья дали мне надежду на ту жизнь, о которой я когда-то мечтал. Я снова научился мечтать и старался делать всё для достижения каждой из моих целей. Я мечтал, как у меня однажды тоже появится семья, как мы все будем жить в большом доме где-то далеко и от Пронтариата и Таймира, и как я восстановлю бизнес папы и продолжу много зарабатывать. Как дальше в моей жизни всё будет идти хорошо. Но на этот раз я понимал, что далеко не всё, о чём я мечтаю, исполнится, поэтому был к этому готов. Но пока что мои мечты продолжали жить во мне, готовые к любым изменениям. Они вели меня вперёд, грели, давая надежду, и это меня очень поддерживало.
Восстанавливать бизнес я начал практически сразу: связывался с доверенными лицами папы, искал безопасные места для хранения товаров и ещё несколько для проведения встреч, посылал тайлов в Пронтариат на поиски поставщиков… У меня была поддержка, мне помогали, как могли, и меня уважали, как самого настоящего босса. Уважали, как раньше уважали папу. Когда я встретился с первым клиентом, я почему-то по старой привычке улыбнулся той самой улыбкой, беззаботной и счастливой, какую всегда показывал семье, и вёл себя мило, как прежде вёл себя с родителями. Я не заметил этого, но когда договор состоялся, я понял, что этому клиенту очень понравилось именно такое моё поведение. Оно вызывало у него доверие. Я заработал за первую же сделку больше, чем папа зарабатывал за 3! Это была огромная победа! Я понял, что эта улыбка может вытянуть меня с экономического дна, и я стал делать то, что умел с самого детства — играть. Я играл с эмоциями моих клиентов: поддерживал их, если видел, что это требовалось, рассказывал всё, что могло бы им помочь и создавал впечатление тайла, которому они бы доверились. Я знал, как мне подойти, что сказать и что сделать для того, чтобы им захотелось приобрести у меня как можно больше. Я буквально мог видеть их насквозь. Довольно скоро я понял, что смог даже превзойти своего отца в ведении бизнеса. Я был лучше него, но продолжал быть благодарен ему за всё, чему он успел меня научить. Таких результатов я бы никогда не смог добиться самостоятельно. И вот, спустя ещё 2 года, я стал одним из самых успешных бизнесменов Пронтариата. В 14 лет. Большое достижение. Я знал, что многие конкуренты хотели меня подрезать, но страх перед Таймиром и королевой Мервеной не давал им возможности связаться со мной лично. А бизнес продолжал процветать. Знания папы, мастерство мамы и моя способность притворяться сыграли свою роль как нельзя лучше. Я щедро отблагодарил Капеля, который позаботился обо мне, и обеспечил всю его семью до конца жизни, но он всё равно продолжает на меня работать. Мы спасали тайлов, которые ещё не попали под влияние королевы, отправляли их в Пронтариат, где они могли жить счастливо и без постоянного страха лишения воли, за что среди своих клиентов я получил прозвище «Проводник». Правительство Таймира о моём существовании по-прежнему не подозревало, зато я был на вершине славы в Пронтарите. И однажды меня пригласил к себе сам король. Это было прекрасной новостью, и я сразу же отправился в Пронтариат, оставив за главного Капеля, который до сих пор является моим доверенным лицом. Когда я прибыл на родину, сначала её не узнал. Я так долго прожил в Таймире, лелея воспоминания о Пронтариате, но почему-то так ни разу не приехал сюда за эти долгие четыре года. Я встретился с Кла, и тот предложил мне войти в его Равенство. На тот момент в нём состояли шесть тайлов, включая Кла и Нерра. Я стал седьмым и являюсь последним до сих пор. Помимо ведения бизнеса у меня появились новые обязанности, которые были мне интересны. С тех пор я частенько бывал в Пронтариате и хорошо сдружился с Нерром и многими другими известными и неизвестными персонами. Также я пытался разузнать какую-нибудь информацию о моих братьях и сёстрах, но мне сказали, что они не возвращались в Пронтариат. Возможно, они нашли какое-то более безопасное место, а возможно, погибли… Но я хочу надеяться, что сейчас они живут где-нибудь со своими семьями и радуются жизни. Если я их когда-нибудь встречу, я извинюсь за всё, что я делал и чего не смог для них сделать, дам столько денег, сколько они пожелают, и сделаю всё, что они захотят. Они мне очень дороги, и я очень хочу, чтобы они это поняли. Мне не нужно от них взаимности, мне нужно лишь, чтобы они мне поверили, что я изменился, и приняли таким, каким я стал.
Оли печально вздохнул. Его друзья и Лернер вдумчиво смотрели на полыхающее в огромной миске пламя. Никто ничего не говорил. Лернер впервые слышал, чтобы кто-то так открыто в один из первых дней знакомства сразу рассказывал историю своей жизни. Для него это значило и вправду много, ведь в таком случае Оли доверяет ему. Нельзя было точно сказать, как многие сидящие здесь это слышали, но точно никто не остался равнодушным.
Лернер не мог до конца поверить в то, что такой пока ещё чужой для него тайл доверил настолько важную часть своей личности. И хотя Лернер был очень рад услышать нечто подобное, ему всё же стало не по себе от мысли, что мир вокруг них так жесток. Когда Оли говорил, эта история казалась чем-то далёким, давним, что никогда бы не смогло затронуть их, но в голове Лернера стали вспыхивать воспоминания вчерашнего банкета… Это всё реально, это происходит сейчас, в данную секунду. Таймирцы, бездушные, безэмоциональные марионетки, превращают эту планету в грязь, подобную им самим, и будто этого мало, королева ещё и безжалостно уничтожает врагов, которые смеют ей противостоять. Если бы не Оли, если бы он тогда не зашёл без спроса в его комнату, Лернер стал бы одним из них, такой же куклой, вечно пытающейся угодить безжалостной королеве. Оли спас ему жизнь, не дав стать частью этого злополучного кошмара. Не каждый день кто-то делает ради тебя нечто подобное.
— Я тоже был на той казни. — заговорил тайл воды, Капель.
Оли, не поднимая на него глаз, кивнул, подтверждая, что знает это.
— Я работал на отца Олугуара, — продолжал Капель, — на Кра́шпа. Он был прекрасным тайлом. Так гордился своей семьёй, даже когда его сыновья перестали пытаться чего-то добиться в этой жизни, он всё равно их очень любил, но говорил, что не хочет испортить их стремление заслужить его гордость. Он боялся, что если будет нежен с ними, тогда они вырастут избалованными. А про Оли говорил, что этот мальчишка ничего не сможет добиться, что он — просто добродушный ребёнок, который не знает проблем этого мира. Он хотел, чтобы всё так и оставалось, но когда Оли стал интересоваться его бизнесом, и Крашп, и я были сильно этому удивлены. Я, как и все, кто работал на него, думал, что его план сработает, что трое старших сыновей унаследуют бизнес, дочери выйдут замуж, а Оли останется с родителями, чтобы им было не скучно. Но всё получилось совершенно наоборот. Оли быстро стал обгонять своих братьев в умениях и мы видели, что он того гляди превзойдёт своего отца. Сам Крашп был очень удивлён такому повороту событий и гордился Оли, хотя всё ещё до конца и не верил в его успех, думая, что ему это всё быстро надоест и он продолжит бездельничать, а трое сыновей снова возьмутся за ум. Но потом Крашпа и Нирки, его жены, не стало. Мы все были безумно подавлены, думали, что детей своей воле подчинила королева, поэтому не навещали их. Но однажды я всё же решил рискнуть. Если бы они были подчинены, они бы доложили обо мне королеве, и меня бы с моей женой казнили. Но когда я увидел объявление о продаже того дома, что-то всё же заставило меня туда зайти. И как вошёл, я увидел там одного только Оли. Естественно, я не мог о нём не позаботиться. Думал, смогу вырастить его таким, каким его хотел видеть Крашп, беззаботным и жизнерадостным парнем, не знающим горя, но пообщавшись с ним какое-то время, понял, как мы в нём ошибались. Мы все видели в нём вечно весёлого глуповатого ребёнка, но тогда я впервые увидел в нём настоящего наследника — ответственного, умного, сильного, рассудительного, не боящегося проблем, так как самую большую сложность своей жизни он уже преодолел. Он стал тем, кем должны были стать его братья. Только у него есть 2 сильных отличия от них: первое — он не проявляет ни к кому жестокости и никогда ничего не добивается с помощью насилия; а второе — он очень сильно любит своих родителей. Ни об одном из его братьев я сказать такого не мог. Думая обо всей этой ситуации сейчас, я понимаю, что только к лучшему, что Оли занял место Крашпа. Боюсь представить, что бы случилось, если бы бизнес перешёл к его братьям. Они бы всё разрушили. Мы несём в Таймир утешение и радость, а они бы принесли лишь хаос.
Несколько минут никто ничего не говорил, были слышны лишь шелест деревьев через слой шатра, окружающей их стоянку, полыхание пламени и глубокое дыхание уставших зверей, спящих возле колесницы, тех самых, которых Лернер уже видел сегодня, но не успел тогда рассмотреть. Эти звери явно были хищниками: огромные клыки, которые, как у некоторых змей, убирались при закрытии пасти, очень гибкая спина и лапы, а на коленях виднелись кончики выдвигающихся шипов. На конце длинного хвоста были металлические шипастые шары, моргенштерны. Ко всему прочему, их шерсть была фиолетовой, такого же цвета, как листья на деревьях, а зрачки в виде ромбиков. Пятеро крупных как лошади животных тихо посапывали своими мокрыми носиками, готовясь к завтрашней долгой поездке. Лернер сидел и смотрел на них издалека, но даже так они казались ему ужасающе страшными дикими хищниками, готовыми разорвать всех по щелчку пальцев. Их размеры поражали, а такое количество средств самозащиты выдавало, что они живут в бесконечных сражениях.
— Точно! — внезапно вскочил с места Капель. — Я совсем забыл про ужин! Ребят, простите, сейчас всё будет. Жар, идём, ты мне поможешь. Только не напортачь, как в тот раз.
Жар, тайл огня, о котором все отзывались как о вечно витающим в облаках, состроив страдальческий вид, будто готовку он ненавидел больше всего на свете, стал читать только что пришедший в голову стих:
— И вновь меня, как пленного мальчишку,
Сопровождают в мир огня и суеты.
Я просто раб, добывший миру вспышку,
Но вынужден мотать себя в бинты.
После этого он печально поплёлся за Капелью, а Оли, весело смотря им вслед, усмехнулся, тихо пробормотав:
— Выпендрёжник… — и через какое-то время обратился к Лернеру. — Слушай, ты говорил, что ты жил с людьми. Расскажи о них.
— Да что о них рассказывать? — грустно улыбнулся Лернер, с тоской отводя взгляд в сторону. Вспоминать о доме ему сейчас было не охота. Хотелось больше узнать об этом мире, чем рассказывать кому-то о своём, в конце концов, вряд ли они в ближайшее время столкнуться с Земной жизнью, а он находится в непривычном мире уже сейчас. — Могу немного рассказать о наших технологиях.
— Нет, — отмахнулся Оли, — Этого и у нас хватает. Ты лучше о самих людях расскажи. Как они выглядят, что любят, как себя ведут?
Лернер усмехнулся. Оли даже не представлял, насколько технологии Земли отличались от технологий Тайлаги. Но, всё-таки, чтобы удовлетворить любопытство слушателей, начал рассказывать. Рассказал о певцах, знаменитых поэтах и учёных. Рассказал, как много у них стран, какие в разных странах могут быть зверские законы, насколько глупыми бывают некоторые люди и насколько мудрыми и скромными другие. Рассказал несколько сюжетов самых известных книг, фильмов и других ответвлений искусства. Оли, Рости и ветряной тайл по имени Шум слушали с раскрытыми ртами, часто перебивая и задавая уточняющие вопросы или вообще спрашивая о чём-то другом.
— Так его самый страшный кошмар — его злейший враг сводил его с ума, заставляя думать, что они оба — это единое целое, и что он всего лишь в его голове. Он гипнотизировал его, вселялся, пользуясь его телом, и так грабил и убивал, освобождал преступников из заточения и даже взорвал целый город! И каждый раз, когда его враг в него вселялся, у него на лице красовалась вот такая гримаса. — рассказывал Лернер один из своих любимых сюжетов и под конец изобразил самую жуткую улыбку, на которую был способен, и хитро прищурил глаза. Присутствующие ахнули, а Оли опустил глаза и о чём-то глубоко задумался.
— Слушай, а у людей есть главный? — спросил Шум, двенадцатилетний весёлый мальчишка, самый болтливый и самый надоедливый, которого в команду к Оли пропихнули влиятельные родители. С сияющим от улыбки лицом, он придвинулся к Лернеру поближе и приготовился слушать.
— Главный? — переспросил Лернер. — Главный только Бог.
— Ну это-то понятно, — закатил он глаза, пытаясь этим также показать, насколько Лернер в его глазах глупый, — А есть кто-то ниже Бога, но выше людей? Тот, кто передаёт Его волю и всем управляет, чтобы всё было хорошо?
Лернер сперва не понял вопроса и подумал, что Шум имеет в виду правительство или пророков, но тут вмешался Рости:
— Шум, ты совсем книжек не читаешь? Что, думаешь, в зна́йю не ходишь, значит теперь можно ничего не делать? — после этого Рости перевёл взгляд на Оли. — А ты что, ещё не рассказал ему о коленах?
Оли отрицательно покачал головой, напомнив, что они только вчера познакомились. Лернер приготовился внимательно слушать, понимая, что сейчас ему расскажут что-то действительно важное.
— Короче, — снова встрял Шум, — Однажды были ми́хи и их колено, которое…
— Шум! — прикрикнул на него Рости, стиснув зубы. — Хватит, сейчас опять что-нибудь напутаешь, иди на разведку! Это серьёзно.
Шум, поняв, что от него в очередной раз хотят избавиться, поджал хвост, сильнее прижал к спине крылья и тихо, немного побаиваясь, сказал:
— Прости, я больше не буду… Можно мне остаться?
Мышцы Рости потихоньку расслабились, и он, окончательно убедившись по глазам Шума, что тот больше пока не помешает, кивнул. Шум улыбнулся и радостно сел на место, поджав губы, чтобы точно не сказать ни слова.
— Прости, Лернер, — отозвался Оли, — Но, как я уже говорил, это очень долгая история. Чтобы ничего не упустить и не напутать, никто из нас не станет тебе её рассказывать. Всё узнаешь в Пронтариате от Кла, если у него будет на это время… А так — тебе в любом случае учителя всё расскажут и объяснят.
И снова вопросы, на которые пока не собираются давать ответы… Оли и раньше говорил, что не сможет даже кратко рассказать какую-то важную историю, и тогда Лернер думал, что сможет хотя бы частично узнать что-то от других спутников, но, выходит, и это ему не удастся. Что же это за история, которая требует такой внимательности и подробного описания всех, даже самых малозначительных деталей? И что это за колена такие? Любопытство брало верх, но разум всё же подсказывал, что это не так важно, как возвращение домой. Жаль, что нельзя было заранее узнать, есть ли в этой истории полезная информация, которая помогла бы ему вернуться. Его первоначальной целью здесь было выбраться из города, чтобы потом найти то место, через которое он попал сюда. Те два огромных дерева со сросшимися ветвями. Цель достигнута, он за пределами города, но что делать дальше? Как искать те деревья? Рассказывать Оли и ребятам о своём желании вернуться на Землю было слишком рискованно — их реакцию нельзя предугадать заранее, может, они решат его связать и повезут в Пронтариат так… Сбежать? Вариант неплохой, но посмотрев на этих огромных зверей, спящих у колесницы, это желание быстро пропадает от осознания, что в дикой природе наверняка водятся твари ещё по-страшнее и по-опаснее. Да и если он сбежит, то куда пойдёт, как будет искать пропитание? Он только оказался за пределами города и вообще ничего не знает о местной природе и географии. Единственным вариантом сейчас оставалось лишь плыть по течению, приехать в Пронтариат и, может, там найти кого-то, кто сможет ему помочь.
Ненадолго повисла немая пауза, но вскоре раздался громкий возглас Капеля, который за что-то ругался на Жара:
— ТЫ ЧТО ТВОРИШЬ, ВСЁ ЖЕ ПОДГОРЕЛО!!
— Да я задумался просто! — тоже громко ответил Жар.
— Я же сказал: на медленном огне 5 ки́ннов, ты что опять наделал?! — продолжал кричать Капель, хватаясь за волосы, а остальные смотрели на них и улыбались. — Я, высококлассный повар, не подам на стол нечто настолько отвратительное! Позор, позор!! Жар, уйди с глаз долой… — продолжал он причитать.
Жар озадаченно отошёл в сторону, а Капель стал пытаться спасти своё блюдо, что-то в него добавляя и постоянно пробуя.
Оли засмеялся и сказал:
— Капель, мы не в ресторане. Давай, что есть, а то Лернер уже, вон, на ме́львов заглядывается…
Лернер так удивился, что пару секунд не понимал, что именно сказал Оли и кто такие ме́львы. Но, снова заметив краем глаза огромных спящих хищников, внезапно замахал руками:
— Не-не-не, ребят, ни на кого я не заглядываюсь! Это же хищники, их нельзя… Ну…
Теперь засмеялись уже все, а до Лернера только потом дошло, что это была шутка. Так странно было ощущать близость и спокойствие рядом с теми, кто тебе совсем незнаком. Возможно это было потому, что они не относились к нему, как учёные — как к чему-то новому и неизученному. Эти ребята знали, что он отличается от них, но никто не пытался раскопать всё до основания, исследовав каждый уголок. Нет, они просто принимали его, интересовались им и доверяли, хотя и не назвали причины. С ними было хорошо просто так, просто потому что, и найти такую компанию — большая удача.
— Капель, раз ты так хочешь приготовить нечто более изысканное, — подошёл к водному тайлу Рости, — Давай тогда это я скормлю мельвам. Думал Шума послать за птицами, но, раз подвернулась возможность покормить чем-то из твоей кухни, я думаю, они будут рады.
Капель состроил страдальческую гримасу и закрыл лицо руками.
— Умоляю, прекрати надо мной издеваться… Не называй эти помои моей кухней…
— Короче, ты не против. — утвердительно сказал Рости с еле заметной улыбкой, взял тарелки с «блюдом» и направился к мельвам.
Поняв, что к ним приближается хозяин, хищники один за другим стали вставать, потягиваясь, отряхиваясь и зевая. По поведению это были самые обыкновенные кошки, только огромных размеров и с некоторыми особенностями. Рости поставил перед ними тарелки, и они стали жадно глотать всё содержимое без разбора, пока тот гладил их и чесал. Было так необычно видеть что-то столь простое для тайлов, но такое странное на человеческий взгляд. При виде на их у Лернера замирало сердце от страха, но Рости игрался с ними, как с маленькими домашними котятами, и ласкал. Как вообще их можно держать в качестве питомцев, когда они буквально созданы, чтобы убивать?
— Ты что, так мельвов испугался? — рассмеялся Рости, увидев лицо Лернера.
Лернер и правда смотрел на эту картину, вытаращив испуганные глаза, но не решаясь отвернуться. Головой он понимал, что эти животные ему ничего, скорее всего, не сделают, но сердцу объяснить это было затруднительно.
— Подойди сюда. — подозвал его Рости, но тот рефлекторно замотал головой.
— Извини, но я не думаю, что это… — стал было оправдываться Лернер, но его перебил Оли:
— Они не укусят. — заверил он.
Спорное утверждение. Такие хищные громадины, и не кусаются? Лернер бы больше поверил в то, что здесь водятся летающие черви. Но, немного подумав, всё же встал. Он пока что не доверял Рости, но доверял Оли. В конце концов, зачем бы им понадобилось его убивать? Если бы они хотели, сделали бы это гораздо раньше, для этого существовала масса возможностей…
Сначала уверенно, а потом робко Лернер приближался к огромным существам, которые уже обратили на него внимание и с любопытством за ним наблюдали своими ромбовидными зрачками. С каждым шагом делать следующий становилось всё сложнее. Страх не давал подойти к ним слишком близко. Лернер остановился в паре метрах от одного мельва и замер, не решаясь идти дальше. Но мельвы сами стали с интересом также неуверенно к нему подходить, принюхиваясь и смотря в его глаза. Они двигались максимально осторожно, содрогаясь от каждого его движения, возможно, тоже его опасаясь. Но потом один из них подошёл к Лернеру почти вплотную, обнюхивая его туловище. Всё тело Лернера заледенело от страха и покрылось мурашками, хвост непроизвольно поджался, а шерсть встала дыбом, что не могли не заметить остальные тайлы. Все с улыбками за ним наблюдали, а Шум тихо хихикал. Один Лернер не мог воспринимать это так легко. Но тут мельв дыхнул ему в лицо, на волосы, распотрошив их, облизнулся и отошёл в сторону, к Рости. Остальные также обнюхивали Лернера, после чего возвращались к своему хозяину. Он им был больше не интересен. Все снова залились смехом, а Лернер, наконец, понял, что они не опасны, и смог с облегчением выдохнуть.
— На самом деле с дикими мельвами лучше не встречаться, — заговорил Рости, — Но этих пятерых я нашёл ещё малышами и вырастил как домашних, поэтому они безобидны. Конечно, для тех, кто на моей стороне. Моим врагам лучше к ним не приближаться. Эти ребята по команде любого разорвать могут за…
— Рости, — улыбнулся Оли, — не пугай паренька, у него и так сейчас шок. Войди в положение, на него же… Это… Подышали. Не каждый такое вынесет.
Ребята снова засмеялись, а Лернер с улыбкой закатил глаза, поправляя причёску.
В целом, вечер прошёл отлично. Капель приготовил новые блюда, попробовав которые, Лернер на несколько минут лишился дара речи от настолько приятного и необычного ощущения. Потом ребята стали рассказывать какие-то смешные истории из своей жизни, а Шум перебивал всех подряд, потому что тоже что-то вспоминал. Рости опять на него ворчал, Жар всё время просидел в стороне, записывая приходящие в голову строчки для нового стихотворения а когда Оли увидел, что у всех начали слипаться глаза, приказал разойтись по палаткам. Засыпать в такой компании и с пятью хищными монстрами рядом было очень непривычно. Но, неизвестно почему, он всё же чувствовал себя здесь в безопасности. Наверное, странно это говорить в разгар побега, но с этими тайлами ему и правда было спокойнее. Может, это действовал вечер с усталостью, а может, всё действительно было хорошо. В любом случае, он был благодарен за то, что Бог послал ему именно их.
Привет! Я самый обычный писатель, как и многие, только, возможно, слишком жизнерадостная и энергичная, что вполне адекватно для подростка))
