– Почему ты поехала со мной? Поддерживала, помогала, так сильно переживала за меня? – спрашивает Дима, я же смотрю вдаль. – Мира, ты любишь меня?
– Да.
Наконец-то разрешаю Диме увидеть то, что в моих глазах уже давно. Не хочу больше прятаться, пытаться поступать правильно, думать о том, что говорить и делать. Хочу быть настоящей, хочу быть честной и с ним, и с собой. Почему же Дима недовольно выдыхает и так странно смотрит?
– Ты можешь, хотя бы в любви нормально признаться, что это за «да»? Все это время я ждал, мечтал о заветных трех словах, чтобы ты испортила такой романтический момент? Во-первых, почему из тебя все клещами надо вытаскивать? А во-вторых, скажи красиво.
Дима наигранно зол, я же смеюсь, только недолго, теперь смотрю ему в глаза с такой теплотой, на какую только способна и говорю:
– Я люблю тебя.
– И я тебя люблю.
Дима улыбается мне, я вижу, как он счастлив, больше нет ни капли игры. Мы смотрим друг на друга, и что-то страшное происходит между нами. Мне кажется, что черти перемешались: я их больше не различаю. Это странное признание в любви станет началом конца, ведь нет больше моих и его чертей, они теперь наши…
Дима обнимает меня, и мы, как влюбленные подростки, целуемся, прислонившись к ограждению у набережной долго-долго, пока действительно не начинают болеть губы.
– Мира, хотела набить новую татуировку?
– Неожиданный вопрос. Да, хотела, но руки не дошли.