– Нет, спасибо. Кушай сама.

– Сделаю перерыв, пожалуй. Боюсь, что сейчас выблюю все, что съела.

Дима помогает поставить сгущенку на пол и как-то особо поглядывает на мой живот.

– Можно? – он протягивает руку, но не трогает.

Я улыбаюсь и поднимаю края футболки, чтобы был виден живот. Да там ничего еще и не видно, у нас ребенок размером с клубничку. Дима осторожно прислоняет руку чуть выше моего пупка, у него теплая рука. Я смеюсь и опускаю его руку хорошо так ниже, его мизинец даже дотрагивается резинки моего белья.

– Думаешь он у меня в желудке? Ребенок намного ниже, примерно тут.

– Привет, – говорит Дима, наклонившись к животу. – Захотел значит сгущенки ночью? Спасибо, что хоть не зефира, где бы его достал, не представляю. Как тебе там плавается?

Я смеюсь, а Дима недовольно смотрит на меня.

– Не смейся, ты ему центрифугу устраиваешь.

– Если я смеюсь, значит ему тоже весело. Ребенок чувствует то, что и мать. Ему все гормоны идут: радости, печали, стресса. Ты сам наверняка почитал уже про это.

– Читал. Стресса никакого нам не надо, поэтому давай радовать тебя.

– Давай.

– Еще сгущеночки?

– Нет, спасибо. Я сама люблю гладить живот. Пока не могу представить, что он будет размером с арбуз, а потом гигантский ребенок выберется из меня. Я ему всегда желаю спокойной ночи и доброе утро, с самого первого дня, как узнала, что беременна.

– Удивительное чувство, – Дима еще раз гладит мой живот и убирает руку.