Не ясно, сколько градусов по Фаренгейту на улице, но лицо Джеймса быстро покрылось инеем. Хорошо, что в гардеробе лежали тёплые вещи, и лыжные пики, которые значительно облегчили путь. Среди белоснежной пелены, и мёртвой тишины, Джеймс инстинктивно шёл вперёд, и наслаждался великолепными видами зимней картины. Стволы сосен пошатывались от ветра, и скрипели, словно старая дверь. Опоры линии электропередач, растягивались вдоль леса, где не было деревьев. А провода, покрытые снегом, слегка покачивались, пытаясь сбросить с себя эту ношу.

На улице начало темнеть, и небо окрасилось в фиолетовый цвет, с розоватыми тонами. Джеймс вернулся домой, зажёг камин, и с новыми впечатлениями, начал излагать свои мысли на бумагу:

“Буквально пол часа назад, я вернулся со столь невероятного путешествия, в глубины безмятежности и умиротворения. Если кто-то не видит своеобразной красоты в зимнем пейзаже, то я могу смело назвать его идиотом. Хотя, нынешние люди, кроме нового сезона нейросериала “ДжоСмит”, ничего не видели, не говоря уже и о красоте. Да я их и не виню, потому что людям закрыли доступ к настоящей красоте. Видимо, мне повезло оказаться здесь. Хотел бы я, приехать в Вашингтон, привезти людей сюда, и удивить их. Уверен, что они не захотят вернуться. За один день мне удалось посмотреть на природу в нескольких цветовых тонах: белоснежное утро, и фиолетово-оранжевый вечерний закат. Удивительно! До сих пор не могу нарадоваться увиденному. Вот бы Медина с Лео были здесь.”