— Вот-вот — все равно! Такие бесчестные люди только ему и кланяются!

— Сам-то, смотри, честный нашелся! Сколько купцов-фроуэрцев зарезал?

— Да уж поболе, чем ты лошадей у степняков угнал! — угрожающе захрипел узник. — Только никогда не говорил, что это во славу Шу-эна или Уурта. Вот и вся разница!

— Ну и казнят тебя за твoю разницу! Отвезет тебя Шу-эн на своей горячей лодке в пекло, за то, что жертвы не приносил Темноогненному как положено!

— А мне плевать на лодку Шу-эна… и на твоего Темноогненного, — разбойник смачно плюнул. — Я карисутэ не обижал. А у них и таким, как я, место найдется.

Каэрэ, привыкнув к мраку, различил говорившего — им был огромный рыжий бородач.

— Прав, прав Нилшоцэа, что карисутэ занялся всерьез! Их на самом деле полно везде… и не те вовсе, кто потомки старых. Это как чума. У них разбойники дружбу с богами водят. Если этих изуверов много разведется, честному человеку по дороге проехать будет невозможно — вмиг ограбят!

— И коня угонят, — язвительно добавил кто-то еще.

— Да уж, — вмешался в разговор четвертый. — Они человечину едят.

— Это ерунда все, а вот вашему Уурту человеческие жертвы приносят! — возмущенно закашлялся разбойник.

— Это — священное дело! — раздалось несколько голосов. — Этим мир стоит. Все знают, что светилу надо силу добавлять.

— Что-то не помню, чтобы наши деды чтили Уурта. И мир стоял, как ни в чем ни бывало.