— А вот, пройдемте, пройдемте — у нас есть особые помещения для допросов.

 Миоци пригнулся, чтобы не удариться о низкую притолоку, и увидел изображение хозяина этого смрадного места, стоящее на возвышении в нише, образованной уродливым искривлением стены. Уурт шествовал по облакам, посылая молнии и дождь. Под нишей было место писца.

Писец встал, поклонился Миоци, приветствуя жреца, и вновь сел и начертил первые буквы на вощеной табличке. За странными сооружениями из ремней, веревок и колес зашевелились два огромных полуголых горбуна-палача.

Миоци, с внутренним чувством омерзения, занял место в мягком кресле, с литьем на спинке, изображающем человеческое жертвоприношение Уурту. Тем временем сокуны привели заключенного. Тотчас же выползшие палачи, словно бескостные морские существа, подплыли к жертве, и, слегка подталкивая, повлекли к своим орудиям.

— Подождите, — тихо сказал белогорец, но так, что начальник стражи вздрогнул.

— Подведите его ко мне.

  В неверном свете смоляных факелов жрец Шу-эна вглядывался в изможденное лицо молодого, рослого пленника-раба.

Несмотря на жестокость палачей и невыносимые условия заключения, он не был похож на сломленного, покорного судьбе человека, которого через сутки принесут в жертву Уурту Темноогненному. В глубоко запавших  глазах узника читалась решимость и упорство, граничащее с упрямством — несмотря на то, что на его обнаженном теле видны были многочисленные следы истязаний, а в волосах запеклась кровь, смешанная с грязью.