Хочу, что б ты понимала — я размышлял об этих ужасных вещах достаточно, стоя на пороге детской комнаты. Я пролил немало слёз, пока крепко сжимал ружьё и пытался отыскать выход из западни. Пёс скулил рядом, а я всё смотрел на тихо спящего сына, не зная, как поступить. Я боялся разбудить его и вытащить в тот мир страха, внутри которого я живу не один десяток лет. Если вчера я был для него любящим отцом, то какое чудовище узрят его детские глазёнки сейчас? Возненавидит ли он меня? Испугается? Попытается отомстить? Я не знал наверняка, но каждый вариант казался мне не стоящим детских слёз. Оставалось лишь оставить его здесь на волю судьбы, но я знал, что ты никогда не позволила бы нашему сыну проснуться в одиноком доме без родителей. Так мог поступить только трус и негодяй, не захотевший брать всю ответственность и пить яд утраты до конца. В таком жалком состоянии я подошёл к кровати, закрыл глаза и выстрелил не глядя. Боясь смотреть на то, во что превратили мои руки родного сына, я выскочил из детской, перекинул рюкзак через плечо, открутил на кухне вентиль газовой трубы и вместе с псом вышел на свежий воздух. Последнее яркое пятно в бездне моих воспоминаний — это охваченный пламенем дом, внутри которого молча сгорают ваши тела. Картина эта отразилась в каплях моих слёз, превратившись в чистейший янтарь скорби. Боже, не думай обо мне плохо, ведь я хотел как лучше. Каждый день я засыпал в раскаянии, надеясь начать новую жизнь на этом острове. И весь этот кошмар так затянулся, так затянулся…

Дорогая, слышишь ли ты меня? Или ты покинула меня окончательно, как все мои друзья? Я спрашиваю, глядя на алые небеса над собой. Жду одного лишь твоего знака. Вдали волны бьются об скалы. Я знаю, что есть только одно место, где мы могли бы быть все счастливы. Место это зовётся океаном. И вновь я схожу к самому берегу. Вновь ищу на горизонте корабль, что унесёт меня отсюда. Вновь пишу послания, которые пропадут навсегда и не достигнут цели. И лишь стоя по колено в воде я наконец понимаю — это вовсе не остров.

Это империя.