***

Дорогая Ирен,

Помню, что ты всегда мечтала побывать на архипелаге, представляя залитые солнцем острова и лазурный блеск пенистых волн. Я же в свою очередь всегда держался в стороне от подобных путешествий по миру, но волей случая был вынужден покинуть семью и отправиться сюда — на забытый всем миром остров, который так не похож на все те открытки, что висели у тебя в комнате. И пока Ричард доедает свой ужин, лёжа подле моих ног, я хотел бы поделиться с тобой некоторыми весьма специфическими наблюдениями и неоднозначными выводами, которые пришли мне в голову в течение прошедшего дня. Видит бог, что сейчас мне как никогда необходим собеседник, чтобы собраться с духом.

Спал я беспокойно, всё никак не мог свыкнуться со своим новым домом. Ричард не торопился просыпаться — провалялся всё утро, подперев грустную морду лапами. Я не стал его тормошить, позволив спокойно отдохнуть. Укутавшись в плащ и сопротивляясь встречному ветру, я вышел из флигеля и двинулся по узкой тропинке на склон. Порывы холодного ветра то и дело отталкивали меня, а маяк постепенно превращался в монолитный столб где-то там, внизу. По крайней мере так видел его я, стоя на склоне, откуда можно было хорошо рассмотреть вторую половину острова.

Я не знал, куда именно иду и что пытаюсь найти, но мои ноги словно сами вели меня, осторожно ступая по хрустящей, больной траве. Склон за склоном, холм за холмом. Куда ни взгляни — всюду бескрайнее зеркало океана. Переполненные пустотой пейзажи, вьющиеся среди камней корни, мокрый песок. На востоке виднелся расколотый реками рельеф головной части острова. Тихие потоки ветра гладили умирающую траву вокруг меня. Вскоре грунтовая дорожка совершенно внезапно для моих ног сменилась на каменную кладку. Дорожка из усыпанных трещинами серых кирпичей повела меня через ручей всё выше и выше. Где-то там в ложбине я разглядел спрятавшийся в высокую траву колодец. Верёвка его оказалась оборвана, а дно надёжно скрыто в непроглядной тьме. Я бросил вниз небольшой камешек, но так и не услышал, чтобы тот достиг воды. Возможно, он улетел куда-то в систему подземных пещер, в недрах которых, словно по венам, течёт серебристая вода. Хотя на долю секунды мне показалось, что из колодца донёсся томный вздох, я всё равно не придал этому значения, ведь мой разум оказался охвачен такой зачастую неприятной вещью, как воспоминания, для которых в моей голове никогда не находилось достаточно места.

Волна этих отзвуков прошлого накатила так внезапно, что я уже не мог сопротивляться. Так я и вспомнил о тебе, да… Опершись на край колодца, я заглянул в его бездну и увидел в черноте его утробы твой облик. Помню, как ты всерьёз мечтала стать писателем: постоянно рассказывала нам всякие истории, а по возможности публиковала некоторые из них в самом дешёвом журнальчике города, получая десять центов за страницу. И каждый раз, возвращаясь с работы всё тем же маршрутом, я покупал сразу несколько номеров этого журнала и читал твои рассказы, сидя в гремящей электричке. Иногда я оставлял купленные номера в поезде, надеясь на то, что кто-нибудь из пассажиров заметит их и захочет прочитать твои истории. Я почему-то был уверен, что они им обязательно понравятся, и тогда журнал станут покупать чаще, а редактор заслуженно увеличит твою награду за столь простые, бесхитростные, но до слёз душевные и милые рассказы, коих так трудно найти в современном мире. И хоть высаживался я далеко за мостом, почти на конечной, журналы всё равно оставались на том месте, где я сидел. Но, как ты знаешь, план мой не особо-то работал — журнал был никому не нужен даже даром. А ведь я верил, что людям необходимо только знать, какие рассказы там публикуются. Если б они знали, как ты пишешь, то скупали выпуски пачками. Однако месяцы шли, ты писала строчку за строчкой, иногда забегая к нам с женой, чтобы прочитать свежую историю, а журнал так никто и не покупал, оставляя все эти рассказы без должного внимания.