***
Дорогой Вернер,
Вот уже как второй день моего пребывания на острове гаснет на алом горизонте, растекаясь рябью по мутным волнам океана. Я хотел написать тебе в первый же день, но был настолько занят, что совсем забыл взяться за перо. Да что же это я, ведь ты всегда видишь меня насквозь и потому знаешь, что всё дело в усталости после долгого путешествия. Прошу простить твоего покорного слугу за эту слабость.
Тем не менее, позволь мне наверстать упущенное и во всех подробностях рассказать о том, как прошли последние двадцать четыре часа. Утром я вместе с Ричардом вновь поднялся на самую вершину маяка. И хоть механизм явно был сломан не один десяток лет, я всё равно упрямо надеялся заставить фонарь светить. Однако после кропотливого изучения, я в лишний раз убедился, что ничего не могу поделать. Ричард, словно почувствовав моё разочарование, огорчённо улёгся рядом, приняв наше поражение. Но хоть маяк и потерял возможность дарить свет блуждающим в океане кораблям, он всё ещё служил отличной наблюдательной вышкой, откуда открывался прекрасный вид на большую часть острова, по изгибам которого медленно ползли клубы тумана в свете утреннего солнца. На затянутом серостью небе слегка блестела радуга. Перегнувшись через край, я заглянул в лицо океанской бездны. Казалось, будто волны обрушивались друг на друга, после чего ныряли под скалы и норовили сдвинуть весь остров, но вместо этого лишь создавали жуткую иллюзию того, как океан утопает в самом себе, задыхаясь приливами. Ты знаешь, что моё зрение оставляет желать лучшего, но всё же тебе придётся довериться моим весьма не точным описаниям топографии острова. По крайней мере я обязуюсь описать всё то, что поддаётся описанию благодаря высоте маяка и тому простору, что дарует эта вершина.
На север ведёт поросшая сухой травой тропа, по которой я уже успел прогуляться. Она описывает крутые пируэты, запутывается и переваливается за каменистый, бурый склон. Собственно, склон этот, на котором я сразу же после своего прибытия осматривал берег, похож на крючковатый нос острова, гордо тянущийся на запад, где утром тускло блестит радуга. От него в разные стороны расползаются холмы, то и дело закрывающие от меня противоположный конец острова. Снизу, прямо под этим «носом» изгибается серая полоса песчаного берега, вынужденная пробираться через торчащие из земли скалы, подобные скрючившимся пальцам. На востоке от маяка можно разглядеть похожие на арки своды пещер. Возможно, если я пойду по ведущей к склону тропе, то смогу выйти к разрезающему горы ручью, после чего попасть в тайные, подземные гроты этого места. А пока что меня не покидает чувство, будто нахмурившиеся холмы следят за мной и выжидают. На юге система из скал и уступов замыкается, скатываясь в океан. Маяк отмечает южную сторону острова. Наверное когда-то давно во тьме он был похож на глаз, освещающий побережье. Меньше всего я могу тебе рассказать о том, как выглядит остров на севере: горный массив практически полностью закрывает от меня горизонт, а рельеф на той стороне, видимо, образует низину в форме рта, со всех сторон окружённую угловатыми скалами. Но что лежит за ней — абсолютная загадка для меня. В любом случае времени у меня более чем достаточно, чтобы узнать это. Также я готов поклясться, что на рассвете видел с той стороны некий слабо мерцающий свет. Красное пятнышко пробивалось рывками сквозь туманную завесу, но я так и не сумел разглядеть источник этого странного света. Точка эта была так мала, что я склонен списывать мерцания на ошибку зрения. Не думаю, что на этом острове могли быть иные постройки помимо маяка. К тому же, я бы наверняка заметил их ещё издалека.
Закончив с созерцанием своих владений, мы с Ричардом спустились в наш тесный флигель. Признаться, ночевать здесь не так уж комфортно — со стороны океана постоянно доносится беспокойный шум разбивающихся волн; сквозь дыры в крыше внутрь со свистом проникает холодный ветер, а открытая дверь оставляла меня с гнетущим чувством того, что вот-вот кто-то с рёвом ворвётся к нам. Однако мы всё равно заночевали здесь, в окружении полнейшей разрухи. Свернувшись в углу и зарывшись с головой в спальный мешок, я считал про себя звёзды, внимательно вслушиваясь в шёпот ночного острова. Сплю я чутко, что ты и сам знаешь, поэтому могу подтвердить, что наш с Ричардом сон ничто не беспокоило. Хотя я всё ещё не привык к давящим стенам флигеля. Они напоминают мне о тех днях, когда отец возвращался домой пьяным, и мать просила меня спрятаться под кроватью в родительской комнате. Лёжа на животе под кроватью, я смотрел на две пары ног и слушал, как мой отец кроет мать благим матом, после чего избивает её и валится с ног. Его храп всегда становился для меня сигналом того, что я могу выбираться из подкроватного мира теней, где можно было лежать в одной онемевшей позе часами. И каждый раз этот ритуал повторялся, пока у меня не выработался естественный страх к замкнутым пространствам, которые хоть и скрывали меня от разъярённого отца, но всё равно не даровали чувство защиты. По жестокой иронии судьбы там же под кроватью в пять лет я увидел и смерть матери, проследив её агонию от начала до конца. Я увидел всё: как после очередного удара пара ног подкосилась; как рядом со мной рухнуло покрытое кровью лицо матери со слезами на глазах; как чёрная нога опустилась на её вывернутую в мою сторону шею и с хрустом придавила к полу; как в ужасе выпучились глаза моей задыхающейся матери, которая всё смотрела и смотрела мне в глаза, шевеля побледневшими губами, пока отец давил ей горло. Не моргая, я смотрел на то, как моя мать задыхается, а когда тело её перестало дёргаться в предсмертных конвульсиях, наступила полнейшая тишина, и моё детское сознание провалилось во тьму, унеся образ перекошенного гримасой смерти лицо матери. Оно всё ещё погребено где-то внутри моих личных катакомб, сокрытых внутри сердца в тени душного кроватного пространства.
Рюкзак я собирал в спешке. Консервы, фляги с водой, комплект тёплой одежды, фонарик, небольшой радиоприёмник и всё то, что попалось мне под руку. Я даже не помню, как именно запихивал всё это. Как бы там ни было, позавтракали мы с Ричардом склизкой фасолью прямо из банки. Я мог бы потратить время, чтобы собрать мусор во всём флигеле, развести небольшой костёр возле маяка и приготовить на нём полноценный завтрак, но решил оставить это до вечера. Потому сейчас, когда я пишу эти строки, передо мной уже пляшет пламя достаточно зловонного костерка, пока солнце гаснет на горизонте. Рядом лежит сытый и уставший Ричард, а я, поглаживая его по голове, время от времени отвлекаюсь от письма, чтобы доесть свою порцию скромного рагу. В воздухе всё ещё чувствуется запах сгоревшей древесины, а тепло пока что не успело оставить нас.
После завтрака мы с Ричардом обошли всю южную сторону острова. Хотел бы я рассказать тебе о том, как ловко мы перескакивали с утёса на утёс; как плелись по мокрому песку, оставляя за собой следы и как провели не один час, глядя на океан. В конце концов я мог бы даже рассказать, как мы выкапывали раковины дохлых моллюсков, но боюсь, что тебе едва ли будет интересно всё это читать. Скажу лишь, что в тот момент, пока я сидел на одном из валунов, созерцая блестящую под лучами холодного солнца поверхность океана, мне показалось, что покой, какой бы он ни был, скрывается вовсе не здесь, не на этом острове, о нет. Так казалось мне раньше, но теперь я уверен, что покой этот таится где-то на дне захлёбывающегося самим собой океана. Там, под весом волн, каждый найдёт то, что ищет.
В заключение этого не самого тёплого и не самого щедрого на эмоции письма хочу поделиться своей тревогой. Дело в том, что лодка, на которой я и Ричард приплыли на остров, исчезла. Я готов поклясться, что оставил её где-то на западном берегу неподалёку от маяка, но сегодня не смог обнаружить абсолютно никаких её следов. Сначала я подумал, что просто ошибся и забыл, где именно оставил лодку, и потому обошёл чуть ли не всё западное побережье. Ни следов на песке, ни обломков, ничего — моя лодка просто испарилась, словно её никогда и не было! Поначалу меня охватила жуткая паника, ведь без лодки я не смогу выбраться с острова. Затем я подумал, была ли эта лодка вообще. Сейчас, по прошествии многих часов, я отношусь к этому странному исчезновению спокойнее. Мне кажется, что лодку вполне могли утащит обратно в океан волны, после чего выплюнуть на противоположной стороне острова. Я не могу быть уверен в своей теории полностью, однако, представляя всё именно так, мне становится чуть спокойнее. Пожелай мне удачи и доброй ночи.
