Дорогая Агнес,
На рассвете меня встретил чёрный силуэт того самого острова, о котором ты так много рассказывала мне во времена столь далёкие и потому усердно мной забытые. Признаюсь, мне пришлось потратить немало времени, прежде чем тайна его местонахождения наконец открылась мне. Ни на одной карте я не нашёл ни пятнышка, способного указать моей лодке точные координаты, а потому ты могла наблюдать тревожную картину того, как я проплывал среди объятых туманом сизых вод холодного океана, упрямо вглядываясь в призрачную дымку. Плавание вслепую — занятие не из приятных. Мою лодку слегка покачивало, порывы холодного ветра заставляли руки дрожать, а изо рта при каждом вздохе вырывалось облачко пара. До сих пор не могу поверить, что такой большой кусок камня посереди томного океана никто не нанёс ни на одну карту! Я ведь мог разбиться о скалы, если бы погода оказалась не благосклонна к моему вторжению на далёкие земли, где я с самого своего прибытия чувствовал себя чужаком. Ричард, тоскливо взиравший на горизонт, молчаливо поворачивал ко мне свою лохматую голову и словно вопрошал, когда же мы доплывём. Я в свою очередь лишь кивал и принимался в сотый раз тщательно разглядывать ружьё, покоящиеся у меня на коленях. Убедившись, что я нахожусь не в том расположении духа, чтобы вести задушевные беседы, мой верный спутник опускал морду на лапы и, кажется, засыпал, мечтая вернуться в уют нашего дома. А я лишь продолжал всматриваться в туман, борясь с ощущением того, что мы плаваем кругами. Отдохнув, я брал вёсла и продолжал грести, пока отчаяние не охватывало меня и всё повторялось вновь. Однако вскоре мгла расступилась и остров сжалился над нами, а поднявшееся на востоке солнце подсветило для меня массивный контур его кривого тела, детально описанного тобой в тех историях, что ты мне рассказывала. Тихо причалив, я мягко ступил на серый, сырой песок, не веря в то, что мои долгие поиски всё-таки завершились успехом. Ричард, почувствовав удар лодки об землю, встрепенулся и тут же выпрыгнул следом за мной. Злополучное судно осталось пусто. В одной руке я сжимал ружьё, а в другой — небольшой мешок с припасами. Ричард с интересом изучал пляж, бегая вокруг меня. Каменистый утёс загораживал солнце, а позади нас шептались волны океана. Очаровательное в своём простом опустошении зрелище, чтобы быть запечатлённым на одной из твоих картин.
От берега мы с Ричардом по узкой, поросшей жёсткой травой тропинке вскарабкались на отвесной утёс, откуда открывался отличный вид на извилистые холмы и крутые склоны незнакомого острова. И хоть ты много раз описывала его, я всё равно воспринимал эти омываемые со всех сторон океаном горные массивы с особым трепетом первопроходца, коим я, разумеется, не являлся. Восставшее из-за горизонта солнце прогнало тени и позволило лучше рассмотреть рельеф. В нескольких футах под нами на пару миль простирался мёртвый пляж. Океанские волны выбрасывались на серый песок с гулким всплеском. Горизонт был затянут утренним туманом, а порывы осеннего ветра отталкивали меня от края утёса. Ричард с тоской смотрел на оставленную лодку, иногда поднимая морду, чтобы оглядеться по сторонам. Пожелтевшая трава прорастала среди камней, обрамляла грунтовые дорожки и украшала крутые фьорды, блестя в лучах восходящего солнца. Редкие засохшие кустарники раскачивались, не сопротивляясь силе ветра. Бурые холмы перекидывались друг на друга, превращаясь в скалы, утёсы и небольшие горы. Ни одного дерева не росло в этой солёной почве, ни одна птица не желала приветствовать нас. Посиневшее, лихорадочное небо вскоре затянулось пепельными облаками, скрывшими от нашего взора солнце. Оно превратилось в тусклый, размытый диск, медленно поднимающийся над затерянным островом.
На южном перешейке возвышался выкрашенный белой краской маяк. Всё так, как ты рассказывала — покрытые трещинами дорожки, скромная пристройка в виде флигеля из прогнивших досок, остатки того, что раньше могло быть пристанью. Маяк гордо возвышался не только над нами, но и над всем островом. Его пустое, чёрное око было заметно ещё с утёса. Когда же мы с Ричардом спустились, чтобы рассмотреть постройку вблизи, поток шквального ветра обогнул маяк и слегка оттолкнул нас. Рядом волны исступлённо бились о покосившиеся брёвна, что торчали из песка. Потрёпанный временем маяк молчал, ожидая, когда мы сделаем первые шаги. Дверь во флигель была открыта, а темнота помещения походила на жуткую пасть древнего чудовища. Сырые древесные доски со скрипом прогибались под моими шагами, пока Ричард с интересом исследовал остатки прибывания тех, кто был здесь задолго до нас. Перевёрнутые столы и стулья, следы воска и белой краски, выбитые, покрытые паутиной стёкла оконных рам, проржавевшие вилки и ложки, а также пожелтевшие, разорванные на части страницы того, что раньше могло быть книгой. Внутри властвовал холод, сквозь дыры на крыше ветер со свистом проникал во флигель. Растирая руки и кутаясь в плащ, я приставил ружьё к стене и скинул рюкзак с поклажей на один из почерневших столов. Снаружи, подгоняемые набирающим силу ветром, выли волны океана. И хоть флигель явно переживал конец своих дней на рубеже эпох, он всё равно казался лучшим, пускай и не надёжным для нас убежищем.
Когда я спрашивал тебя, что случилось с теми, кто жил на этом острове, ты всегда рассказывала одну и ту же историю: о маяке и двух смотрителях, попавших в его власть. Рассказ твой начинался с детального описания заострённого, скалистого берега потерянного острова, переходя к закутанным в плащи из грубой ткани смотрителям. Ты рисовала передо мной скудный быт их мрачного флигеля, посвящая меня в тяжкую морально и физически работу смотрителя старого маяка. В твоей истории два несчастных человека исправно выполняли свои обязанности, следя за тем, чтобы белый свет фонаря рассекал тьму океана каждую ночь, пока двое мужчин спали при тусклом пламени свечей, что танцевало на стенах их убежища. Так продолжалось несколько дней или месяцев, прежде чем они не услышали голос. Странный, нечеловеческий, подобный утробному урчанию гул доносился откуда-то из-под маяка, не позволяя смотрителям уснуть. Голос звал их, но они игнорировали его, вынужденно засыпая в темноте. Голос звал их, но оба они наотрез отказались приближаться к подвалу. Голос звал их по именам, проглатывая буквы, а смотрители лишь вжимались в стены флигеля, готовые сброситься со скал от страха — того древнего ужаса, что сковывает голосовые связки и пронзает холодом конечности. С каждой ночью, проведённой возле маяка, шорохи из темноты становились громче, голос звучал строже, невыносимый скрежет проникал в уши и царапал их изнутри, пока наконец не достигал тёплых сердец смотрителей. Нечто, живущее в системе разветвлённых пещер под маяком, требовало сошествия бедолаг в подвал, откуда по ночам слышались эти душераздирающие звуки. И когда на двенадцатый день, ослеплённые страхом перед неизвестным и могущественным, смотрители спустились в подвал, взору их покрытых слезами чистого кошмара глаз явилось существо без имени, формы, голоса и цвета. Холодный пот выступил на побелевшей коже бедолаг, волосы на голове моментально поседели и выпали, а следом за ними с их изнасилованных ужасом, перекошенных и окаменевших лиц толстыми, кровавыми шматами сползла белая оболочка. Нечто из самых глубин подвала безмолвно приблизилось к двум мертвецам и проглотило их вместе с тем гулом, что переполнял сырое, инфернальное помещение. Вспыхнул яркий белый свет, пронзительный свист поднялся в небеса, а затем провалился в бездну. Стало тихо — больше маяк никто и никогда не зажёг.
Конечно, всё это лишь ещё одна твоя несчастная история, что ты рассказывала мне в былые времена. Не стоило воспринимать её всерьёз и искать то, что ты пытаешься сказать снова и снова. Лишь капля густых воспоминаний в океане моего забвения. Однако я солгу, если скажу, что не испытал тревоги, поднимая тяжёлый люк и спускаясь в темноту душного подвала. В кармане своего плаща я нащупал коробок с последними спичками. В свете беззащитного огонька пламени, я рассмотрел покрытые мхом кирпичи, пустые деревянные бочки, моток верёвки и разломанные коробки. Земля мягко прогибалась под весом моего тела. На мгновение я затих в ожидании встретиться взглядом с тем чудищем, что ты нарисовала пред моим воображением в своей истории. Но вместо него увидел лишь группу тараканов, которые издали неприятный звук и забегали по стенам, напуганные угасающим пламенем последней спички. Сверху донёсся голос Ричарда, который и вывел меня из транса прежде, чем огонь лизнул мои пальцы. Подтянувшись, я вылез из подвала, захлопнул люк и вдохнул свежего воздуха. Где-то подо мной раздавался шорох встревоженных насекомых. Может, именно его бедные смотрители и приняли за голос ужасного чудовища, сойдя с ума от одиночества.
На вершину старого маяка вела винтовая лестница, ступени которой показались мне чрезвычайно хрупкими. На цокольном этаже помимо злополучного люка в подвал я обнаружил рубильники, когда-то отвечавшие за электроэнергию. Сейчас же они никак не реагируют на мои отчаянные попытки вернуть свет в тёмный, сырой флигель. Опередив меня, Ричард кинулся вверх по лестнице. Поведение его показалось мне странным. Ты ведь знаешь, что он всегда был очень спокоен, но проявлял яркий интерес к незнакомцам. Я же перегнулся через край перил и глянул на самый верх — туда, где заканчивалась винтовая лестница. На мгновение мне показалось, что в темноте я увидел сотканный из теней человеческий силуэт, взирающий на меня с верхнего этажа маяка. Списав это на своё буйное воображение, я поспешил подняться вслед за Ричардом, который уже ждал меня возле люка. Преодолев девять лестничных пролётов, я наконец очутился в сердце маяка. Увы, но оно предстало передо мной лишь в виде памятника гибели цивилизации на этом острове: вращательный механизм оказался сломан, а пол усеян стеклянными осколками. Когда-то здесь был свет, а сейчас всё залито тьмой. Ричард тщательно обнюхал помещение, прежде чем тоже убедился, что маяк давно вышел из строя и не представляет для нас никакого интереса. Не посылает он более сигналов в ночную темноту и не оберегает корабли от смерти. Хотя я сомневаюсь, что корабли вообще проплывают здесь. Но ведь не стоит исключать возможность крушения затерявшегося грузового судна, которое по иронии судьбы найдёт свой приют среди скал невидимого для глаз мореплавателей острова.
Сойдя вниз, я ещё долго бродил по берегу неподалёку от маяка, наблюдая за тем, как Ричард бегает по серому песку. Совершенно незаметно для меня так прошёл не один час. Волны в конец взбудоражились, солнце утонуло за горизонтом, а Ричард устало повалился поспать у входа во флигель, тем самым определив окончательно место нашей ночёвки. Я же молчаливо встретил закат на берегу. Тело моё устало после столь долгого пути, но разум то и дело подталкивал ринуться изучать остров прямо в ту же секунду. Теперь я нисколько не сомневаюсь, что тебе бы здесь понравилось. Так жаль, что мне довелось попасть на этот остров одному. Столько времени утекло, столько сил потрачено и снов прожито, а всё ради того, чтобы я любовался своим первым апельсиновым закатом без тебя. Но, заканчивая эти строки своего тоскливого письма, я согреваюсь надеждой, что сегодня, о да, сегодня вечером моё тихое послание дойдёт до тебя. Где бы ты ни была, ты услышишь мой голос мысли, доносящийся с серых берегов каменистого острова. Он преодолеет любой океан и доберётся до тебя, я верю в это. А после ты будешь ждать и это письмо, которое обязательно достигнет цели. Да, сегодня, сегодня вечером.
Независимый писатель, блогер, журналист, композитор. Ничего не умею, никого не люблю.
