Что же до тебя, то тяжесть вины за исчезновение брата в тот роковой день так и не оставила тебя. Ты не видела того лица, но запомнила тление души по-своему на всю оставшуюся жизнь. И то, как меня преследовал лик демона, над твоим сердцем вечно нависал кинжал боли, горечи утраты и вины. Тот синий фургон забрал сразу три жизни: одну сразу, вторую с годами, а третью… За третьей ему придётся явиться на чёртов остров. И если этот ночной свист — не сигнал, возвещающий о его прибытии, то я не знаю, что это тогда такое. Прошу тебя, скажи, что я не увижу этого старого лица вновь! Скажи, что он оставит меня в покое и уйдёт навсегда. Скажи, что он заберёт солёный океан из глаз моих с собой. Я не хочу больше плакать, не хочу.
Как видишь, прошло столько лет, а я ничего не забыл. Пытался, но не забыл. Бежал, но остался на месте. Кажется, даже Ричард чувствует, насколько же я плох — совсем ничего не ест и тоскливо лежит в углу флигеля, иногда поднимая на меня взгляд своих мутных глаз. Жаль, что я ничем не могу помочь ни ему, ни себе.
***
Дорогой Габриэль,
Ты верил в то, что судьба способна посылать человеку знаки. Порой необъяснимые, но всё же знаки. Раскрыть их тайну — вот в чём состоит задача каждого из нас, говорил ты мне. И вот сейчас, кажется, настал тот момент, когда я прошу тебя о помощи в объяснении увиденного.
После достаточно тревожной ночи я как никогда нуждался в успокоении. Потому вместе с Ричардом мы отправились на ту самую «носовидную» скалу, откуда началось наше знакомство с островом. Мой верный спутник плёлся медленно, с трудом переставляя лапы. Часто я останавливался посреди тропы, дожидаясь, пока он догонит меня. Добравшись до самого верха, я уселся на землю, скрестил ноги и уставился на уходящие в молочную дымку холмы притихшего острова. Только океан мерно шипел где-то под нами, разбиваясь о скалы и выбрасывая на берег раковины мёртвых моллюсков. Ричард положил лапы мне на колени и, кажется, заснул. Сердце его устало билось в груди. Я же наконец в полной мере задумался о том, насколько же заразительно одиночество и как сложно порой вот так просто сбежать от самого себя, забыв прошлое. Шли дни, а остров становился не моим избавлением, а могилой воспоминаний посреди океана. Надеясь отыскать здесь искупление, раскаяние, спасение от прошлого, я с каждым днём опускаюсь всё глубже в самого себя, цепляясь за то, что давно стоило бы отпустить. Я всегда считал одиночество даром, а не проклятием человека, но здесь, на этих пустынных берегах, моя уверенность поколебалась беспрерывной паранойей и тем ужасом, аналог которого невозможно отыскать в обыденной жизни. Я наблюдаю за тем, как солнце угасает и возрождается вновь, но душа моя остаётся подобием солёного кристалла, не найдя желаемый покой. Кажется, Ричард тоже понимает, в какую ловушку я нас загнал. Боже мой, ведь ты можешь понять мою ошибку по первым строкам этого письма! Сам факт того, что я вообще пишу тебе, знаменует моё поражение в схватке с одиночеством. Я знаю, что ты слишком далеко, чтобы услышать меня, но когда-нибудь настанет и мой час — от меня останутся лишь череп да кости, лежащие неподалёку от маяка. Я застрял, застрял здесь, на этом острове. В его рельефе я вижу собственное лицо и ту болезнь, что сковывает каждый орган. Скрипят скалы, плещутся волны — так звучит моё разложение. Хотел бы я забраться на маяк и зажечь его лампу, отправив сигнал о помощи во тьму. Лишённый этой возможности, я пишу письмо за письмом, отправляя их в никуда. И если ты думаешь, что это хоть сколько-то помогает мне, то ты ошибаешься — я по-прежнему чувствую себя разбитым и неудовлетворённым.
Но я отвлёкся от главного. Прошёл час или два, а мы всё ещё сидели на том склоне. Здесь ты мог бы укорить меня в бездействие, однако что я мог поделать? Бродить по острову до тех пор, пока не иссякнут мои припасы? Всё это бессмысленно. Я избрал покорность и прошу понять своё поведение. Возможно, я бы просидел там до самого вечера, если бы краем глаза не заметил какое-то движение слева от себя. Повернув голову к океану, я побелел от ужаса и мгновенно вскочил на ноги. Порыв ветра раздул полы моего плаща, а Ричард испуганно отпрыгнул в сторону. Не веря своим глазам, я подошёл к самому краю скалы, стремясь убедиться, что всё это мне не снится.
