-Хм. Нет, дорогой Поросенок, наш уважаемый Ежик никогда не дает простых ответов. …Тут подумать надо. …Хотя, что же тут думать. Этот мир был его домом и в нем он и остался. Зачем же куда- то уходить из него?! …А душу он мог и потерять, между прочим.  Жалко мне его, если это так.

-Ха-ха-ха, хрю! Потерять душу. Скажите  же вы, милая Белка. Может он ее просто отдавать никому не захотел? Да и что делать — то в этих Раю и Аду, скучные места, одна тоска и безнадега. Ангел с бесом стремились попасть домой, потому и умерли. Дурак хотел остаться дома потому и остался в живых.

— Так каков ваш, верный ответ, уважаемый Ежик?

-Ни какого однозначного ответа пока нет, мои друзья. А вы оба правы и неправы одновременно в своих поспешных выводах.  “Дурак” лежит перед нами, и его история пока еще пишется, быть может, в конце ее мы и узнаем чем все закончится. …Милая Белка, я бы хотел попросить вас. Мы сейчас с Поросенком покинем вашу компанию, а вы ни будете ли так любезны, разбудить его как вы обычно умеете это делать.

-С превеликим удовольствием я это сделаю! Ступайте же, я вас вскоре догоню.

Мое пробуждение было тяжелым и весьма болезненным. С трудом преодолевая головокружение и борясь с приступами тошноты, я приподнялся и сел. Спинка моего сидения была опущена, хотя я не смог вспомнить, когда я ее разложил, и машинально  дернув за рычажок, я привел ее в вертикальное положение и огляделся. В полумраке салона, озаряемом лишь отсветом пожара царила тишина, и стояли вонь от машинного масла, солярки и проникающий с улицы запах горящего пластика и мяса. Рядом, на соседнем сидении  проломив его спинку, лежал большой армейский ящик, моя сумка и зимняя курка оказались между сидениями на полу, а спинка сидения переднего пассажирского была запрокинута вперед под неестественным углом. И никого кроме меня в машине больше не было. Я вспомнил, что произошло с нами и, тут же вновь услышал низкий и громкий протяжный звук, такой же, как и перед тем как машина попала в аварию. Тревожный и зловещий гул исходил сразу же, из-под земли, c неба, отовсюду, словно огромного размера лист металла разрывают пополам.