Иван молча покачал головой. И выведя машину со двора на улицу, нажал на газ, объезжая брошенные прямо на проезжей части дороги разбитые автомобили и остывшие тела их пассажиров.

-Что, все так плохо? – обратился я к обоим. Хотя после нескольких перехваченных нами разговоров, за этот короткий промежуток времени, что я находился в машине, было итак понятно, что в эфире царит паника и полная неразбериха.

Проехав мимо горящей машины ‘’ Скорой помощи”, десятка разбитых и искорёженных легковых автомобилей и грузовиков, мимо междугороднего автобуса с заляпанными и забрызганными изнутри кровью окнами, мимо повешенных на столбах и застывших на балконах и в окнах сгоревших квартир тел, мимо толп безумцев гоняющихся за кем-либо задавать подобный вопрос не было необходимости. Город горел, город кровоточил, город плакал и источал зловоние, город был охвачен жаждой насилия, наживы и похоти. Сменились декорации, но в остальном город не изменился, остался таким же каким был последние двадцать лет – умирающим.

На перекрестке у “Южкузбассугля”  Иван притормозил, пропуская несущийся “как угорелый” седельный тягач без фуры. Одно заднее колесо уже было изодранно по самый обод, лобовое стекло было плотно покрыто паутиной трещин и сколов, а на белой и хорошо помятой поверхности кабины были отчетливо видно кровавые следы рук. Машину заметно швыряло из стороны в сторону, но тот, кто ей управлял, не обращая на это внимания, на полной скорости проскочил перекресток и, добавив газу, рванул дальше, раскидывая другие автомобили и давя тела, лежащие на дороге.