Сердце льва

Вечер постепенно закрывает небо серостью, приправленной легкой темной синевой неба. Воздух окутывает прохладой, дышится легко. Под ногами хрустит уже постепенно спадающий снег, под которым скрывается лед, поэтому люди вокруг двигаются так осторожно и аккуратно, словно идут по канату над пропастью. Женщины, будучи в сапогах на высоком каблуке, беспокоятся о своей безопасности, потому хватаются за все что ни попадя: за подруг, за знакомых, за своих парней и супругов.

Часы показывают около одиннадцати вечера. Машины, бесчисленным потоком направляясь в разные стороны, периодически гудят, оставляя после себя лишь грязный воздух и темно-серый подтаявший снег у обочин. Люди направляются по домам, спешат к семье, не оглядываясь назад. Он тоже идет в этом потоке прохожих, но ему некуда торопиться: семьи у него нет уже как десять лет — только мать осталась в соседней стране — и дома никто не ждет. Но он не скучает по матери и своей бывшей супруге.

Скучает только по кое-кому особенному. Тихо, со скрежетом в сердце скучает. И ни слова не говорит о нем.

Мужчина наконец-то достигает своего темного дома. Открывает дверь неспешно, проникает внутрь. С легким выдохом он кидает на паркет пакет из супермаркета, который, чуть соприкоснувшись с полом, отзывается легким звоном бутылок. Мужчина тихо ругается, чуть хмурится. Он совсем забыл про пиво внутри пакета.

Он раздевается, затем прихватывает одну из бутылок и плюхается на диван. Включает телевизор и затихает, успокаиваясь. По каналам местные СМИ передают шокирующие новости, которые никаким образом не трогают: ему просто все равно. Он вскрывает пиво, растекается по дивану и пьет, расслабляя затекшее и уставшее тело после бурного дня.

Сладко вспоминать, что когда-то он занимал высокую должность в полиции, имел приличную зарплату, множество связей и даже был популярен у противоположного пола. Смерть близкого человека выбила мужчину из его привычной рутины. Он перестал жить, стал пить, прятаться за призрачной пеленой алкоголя, пытаясь всеми силами спасти себя от прошлого и настоящего. От смерти любимого человека. Ему это удалось, но лишь частично.

Время может затянуть раны, но не справится со шрамами — так думает мужчина.

Он уже прикрывает глаза, чтобы спокойно насладиться мягким сном в виде черной пустоты, как слух режет истошный женский крик, наполненный страхом и отчаянием.

Затем фраза:

— Помогите!

Мужчина вздрагивает, распахивает глаза и поправляет очки на носу. Он оглядывается, ибо сначала ему кажется, словно женщина кричала прямо рядом с ним, в этой комнате. Вокруг — тишина. Он поднимается, оставляя полупустую бутылку на столе, и подходит к окну. Отодвигает занавеску, выглядывает, прячась за стеклом, после высовывается, окидывая взглядом улицу, наполненную влажным запахом асфальта.

Тихо.

Лишь редкие машины гудят где-то там, вдали. Во дворе пусто и одиноко.

Он собирается закрыть окно, как слышит вновь: «Помогите! Кто-нибудь!»

Женский крик переходит в плач. Сердце падает в пятки, и мужчина отшатывается от окна. Словно умалишенный, он срывается к входной двери и прямо так, в тапочках и домашней одежде, выходит на лестничную клетку. Лифт как назло не отзывается на вызов, хотя только сорок минут назад мужчина поднимался по нему на свой этаж.

В подъезде чертовски холодно.

Он срывается по лестнице, нахмурившись и тихо ругаясь, ворча что-то себе под нос. Кисти его рук слегка дрожат, и мужчина понимает, что забыл оружие в квартире. «Черт с ним», — проносится в голове, когда истошный женский крик вновь разрезает гнетущую ночную тишину. Каждый раз эта просьба о помощи режет сердце, словно расплавленное лезвие, и ему становится очень холодно. Трет себя руками, выдыхая горячий пар.

Выбегает из подъезда, мчится направо, откуда слышал девушку. Некоторое время она молчит, а затем вновь делает попытку закричать, но ей зажимают рот, а затем смеются. Он слышит мерзкий хохот, переходит на бег, прокручивая в голове ситуацию вновь и вновь, вновь и вновь.

Он поворачивает за ближайший угол.

Застывает в ужасе и гадкой дрожи от отвращения.

Трое парней, кажется, еще подростки, заломив руки тончайшей хрупкой девушке, зажимая ей рот рукой, пускают юную по кругу.

Она плачет, тихо, потому что зареветь не дает кусок какой-то тряпки во рту, и юное тельце дрожит, отдаваясь резким толчкам, а на белом его фарфоре мерзкие пальцы оставляют следы. Она видит мужчину, застывшего в нескольких десятках метров от нее, и ее желание выбраться увеличивается в несколько раз. Она снова начинает извиваться под одним из парней, словно умирающая змея, и что-то вопить, глотая слезы, пока один из двоих держащих расстегивает джинсы.

Мужчина делает неуверенный шаг назад, собирая свою безразмерную злость в пучок тугой и плотной ярости. Он хмурится и скрипит зубами.

Парни только сейчас замечают его.

— Вали отсюда, уебок! — кричат они.

Руки дрожат, но уже не от холода. Двое отстраняются от девушки, один все еще продолжает ее заламывать. Тряпка выпадает изо рта, и она в страхе шепчет: «Бегите!»

С тугим и полным ненависти криком мужчина кидается на парней с кулаками. Его желание спасти и защитить нашло свое место, свое применение, свою цель. Его желание уберечь беззащитных и навести порядок, что раньше так пылко играло в венах, что раньше переполняло сердце, когда он был еще юн душой, вырвалось на свободу. Он пропускает один удар, другой… Оружие в их руках нисколько не пугает, и мужчина продолжает биться. Где это было столько лет? Когда он, ничем не примечательный, серый и унылый работник государ…

Крик.

Женский крик разрезает улицы, как закат — огнем небо.

Нож по рукоятку в спине чуть ниже печени. Насильник прокручивает его на сорок пять градусов, но мужчина не издает ни звука. Он устало смотрит на шокированную девушку, затем закрывает глаза.

Нож отпускают. Испуганные молодые люди, тяжело дыша и смотря на упавшего на мокрый асфальт мужчину, не могут вымолвить ни слова ровно до тех пор, пока убийца не отдает команду:

— Пошли. Пошли!

И они в панике убегают, не осознавая содеянного.

Девушка плачет, прикрывает лицо руками. Опускается на пол и трепещет, как опавший листик.

А ведь он еще дышит. Прикрыл глаза, приоткрыв рот, и дышит. Молодой паренек-прохожий, прибежавший с другого конца улицы на женский вопль, звонит в скорую, с легкой дрожью в голосе пытается объяснить ситуацию. Его прерывают. Говорят «не шутить». Но он не шутит. Просто слишком юн для того, чтобы заслужить доверие.

Соленая кровь растекается по темному асфальту. Он лежит с ножом в спине, пытаясь дышать. Только легкие словно свинцовые, и никак не получается набрать хоть немного воздуха.

Девушка подрывается с места в слезах, выхватывает телефон у парнишки и что-то кричит в трубку. Затем падает на колени и плачет вновь, пряча оголенную грудь и выжженное слезами лицо.

Он приоткрывает глаза вновь, слыша плачь юной совсем рядом. Смотрит на нее, выделяя взглядом лишь тонкое плечико, и приподнимает уголки губ вяло, еле-еле. Затем засыпает.

Скорая, приехавшая через полтора часа, так и не сумела его спасти. Он лежал там, холодный и белый, как мрамор, а она пыталась дозвониться, достучаться хоть до кого-нибудь. Сонные люди не слушали мольбы «обезумевшей», а тот паренек пытался успокоить ее, но через двадцать минут он ушел, так и не предприняв попытки помочь, и покинул девушку.

Его хоронили на севере города. Там было так же холодно, как и в подъезде в ту роковую пятницу. У него осталась лишь пожилая мать, убивавшаяся у гроба, молившаяся Богу, молившаяся людям.

Многие пришедшие — коллеги, с которыми он никогда не дружил. Они говорили какие-то тосты, впустую звучали их слова о скорби и печали.

Она тоже была там. Стояла в черном платье в пол, смотря влажными глазами на могильную плиту. Поджимала губы, обнимая себя за плечи.

И шептала:

— У него было сердце льва.

«кто-то умный не по годам
сказал: человек сталкивается только с теми трудностями,
которые может преодолеть.
а если эти трудности — смерть,
что же тогда?»