-Ваше отношение ко мне, милая леди, — вздохнул Тайлер и уставился мне в глаза. Прекрасно знал, какую бомбу взорвал у моих ног!
-И вам не нравится это мое отношение? Почему вы считаете, что другим лучше о нем не знать?
-Собственно, так я не выражался, Мишель. Хотя… Но неужели вам хочется, что бы о ваших истинных эмоциях знал весь свет??
-Мне кажется, — тихо, но с твердой уверенностью произнесла я, — что только настоящие эмоции, идущие от самого сердца, делают просто фото произведением искусства. Только тогда на них приходят смотреть тысячи людей, чтобы получить удовольствие, что бы почувствовать что-то такое, что тронет за душу, что заставит ее смеяться или плакать… Ваша музыка была такой, мистер Тайлер, и насколько я понимаю, вы этого нисколько не стеснялись! Чего же смущаться мне? Жива же я до сих пор, хотя именно под вашим взглядом мне и следовало бы сгореть!
Он продолжал молча смотреть мне в лицо. И я не отводила взгляда, я любовалась лазурью его глаз, понимая, что уж теперь-то деваться мне точно некуда. Теперь он знает обо мне все!
-Вы возьмете их? – спросила я, наконец. – Или вы, все же, считаете, что они не подходят для всеобщего обозрения?
Ричард поднялся из кресла, чем вверг меня просто в ужас, но он не оставил папку на столе, он держал ее в руках.
— Я возьму их, Мишель, потому что, полностью с вами согласен – искусство лишь тогда искусство, когда в него вложена вся душа, до конца… Только… Я ведь такой же мужчина, как и все остальные, и мне, чудовищному собственнику, вовсе не хочется, что бы что-то мое личное лапали чужие взгляды. Понимаете?