Лайла судорожно сглотнула, послушно кивнув.
Тадиэль отвёл взгляд от её лица и перевёл на чашу. За его спиной раскрылись тяжёлым занавесом мощные чёрные крылья.
— Sit innocens mori!* — прошептал он, и его зрачки заполыхали кровавым огнём. — Pereat humanum genus.*Et vivificet Cecidit Regnum!
*(Невинный пусть умрёт! Да погибнет род человеческий! Да возродится царство Падших!)
Кровь в чаше покрылась мелкой рябью, словно озеро в ветреную погоду. Темнота вокруг ещё больше сгустилась, став почти осязаемой. Лайла услышала далёкий плач младенцев, словно где-то за стеной включили телевизор. Потом раздался ещё один плач, но уже громче. И ещё один… И ещё… Ещё… Комната наполнилась оглушительной, ужасающей какофонией звуков, от которых заболели уши. Невидимые дети кричали, плакали и орали так, словно им заживо отрывали руки и ноги. Лайла не выдержала и зажала уши, изо всех сил стиснув голову руками. Армисаэль тут же бросился к ней, силой опустил её руки, схватив за запястья, и прижал к телу по бокам. Тадиэль погрузил три пальца в чашу и, пополоскав в крови, начертил на груди девушки три алых линии. Потом вновь окунул пальцы в кровь и нарисовал на её животе круг и тринадцать копий, пронзающих его центральный символ. Потом одной рукой ухватил Лайлу за волосы и приподнял голову, второй поднёс чашу с кровью к её губам.
— Пей! — властно приказал ангел, наклоняя чашу и не позволяя девушке отвернуться. Лайла замотала головой, передёрнувшись от отвращения. Тадиэль грубо её встряхнул. — Пей!!! — плач младенцев всё нарастал, словно их становилось всё больше и больше. Он исходил отовсюду: от потолка, стен, пола, от окружающей их тьмы. Он звучал в самой голове, становясь нестерпимым. Раздражал, нервировал, сводил с ума, разрывая барабанные перепонки и заставляя девушку корчиться в судорогах. — Пей!!! — повторил Падший, зарычав словно дикий зверь. — Пей, Лайла!