— Тебе нужно было рассказать мне всё сразу же, Гин, — сдавлено выдохнул Белл-Ориэль, повернувшись к брату, который сгорбившись, сидел неподалёку на засохшем стволе поваленного дерева и угрюмо рассматривал цепочку муравьёв, проложивших дорожку вдоль трухлявой коры. — Нужно было предупредить о планах Михаила. И о том, кто наш отец.
— И что бы ты сделал? — Нигар обернулся, устало взглянув на брата.
Белл не ответил. После того, как он узнал правду, говорить не было сил. Братья ушли с берега в лес и долго бродили по раскисшим после дождя тропинкам, прежде чем Белл смог, наконец, принять чудовищную правду, которая на него обрушилась.
Слабость от незаживших до конца ран всё ещё давала о себе знать и потому, увидев в чаще поваленное дерево, ангелы, не сговариваясь, уселись на нём, и долго молчали, думая каждый о своём.
— Знаешь, когда я очнулся после падения и увидел нашу мать, я почувствовал себя по-настоящему счастливым, — вновь заговорил Белл, глядя куда-то в пустоту перед собой. — Даже изгнание из Рая не показалось мне таким уж ужасным. Я подумал, что теперь всё будет по-другому, что мы сможем стать семьёй, что исчезнет, наконец, то невыносимое чувство одиночества, которое мучило нас всё это время…
— Оно никогда не исчезнет, Белл, — Нигар покрутил головой, одновременно сжав в пальцах сухую ветку, подобранную им с травы и с хрустом ломая её. — Нас не просто вышвырнули из Рая — нас предали. Архангелы, друзья, учителя, Ориэль, Касиэра… Они с самого начала знали правду, и знали, что у нас нет шансов избежать этой участи. Что мы никогда не сможем стать такими, как они, как бы не старались. Наверное, милосердней было бы уничтожить нас ещё младенцами, а не заставлять напрасно мучиться столько лет. Об этом знала и наша мать, Белл. И наш отец… И они бросили нас… Все нас бросили.