Самолёт ударил о бетонку. К лайнеру подкатили лестницу, туристы выходили прочь. Я вынырнул из самолётика и заметил, что клёпки лайнера в нескольких местах отошли: из металлического корпуса двигателя, капот которого был оторван, торчали дюралюминиевые трубки – во время полета лопасти винта «словили» какую-то птицу. Багажа у меня с собой не было, и я сразу вышел в город. Масаи цеплялись за руки, предлагая такси, но я лишь улыбался, продвигаясь к парковке, на которой меня ожидал Симон, добрейшей души человек, согласившийся побыть моим водителем.
В торговом центре было тихо и безлюдно. Работали лавки и крашенные сортиры. Повсюду были развешаны маски и кожаные ремни, расставлены глиняные статуэтки и фигурки из слоновой кости, тут же висели спортивные костюмы на продажу, а рыбу забивали острогой; всюду ошивались карманники, и мне нужно было еще успеть на обратный сегодняшний рейс. Солнце уже взошло; во внутреннем дворике за вчерашний день накопали приличный слой гумуса, чтобы реанимировать заброшенный фонтан. Розовые стены барака облупились, за слоем штукатурки виднелись душевые. Дворовый ветерок добрался до меня: местные банту коптили что-то на костре, они вздорили из-за больших вычетов владельца предприятия. За невысоким завалившимся лозняком, больше похожим на вольер, играли дети. Они гоняли мячом кур, поднимая пыль, и в конце концов мяч откатился к бараку. Один из туземцев занес высоко секач и рассек пополам голову свиньи на импровизированном конвейере; второй – отделил уши и язык, зажав мобильный телефон между своим ухом и плечом: он громко разговаривал, больше слушал, но эпизодически заходил на крик – банк наложил вето на его активы, и теперь расчет ему не светил, а поступал в кассу приставов. Его семья никого не интересовала, нужно только было исполнить на нем услугу. Парень терял контроль над собой и начал говорить тоньше, писклявее, не отвлекаясь от обвалки. Откуда-то сверху вынырнула чайка и стала кружить над ним. Возгласы молодого человека привлекали ее внимание. Никто не ожидал, что разговор по телефону работника мясной лавки может вызвать интерес птицы, и та стала кидаться сверху, пытаясь вырвать телефон из рук его владельца. От такого увеселения компашка закатилась хохотом, а растерявшийся мясник стал отмахиваться от нее щипцами, но та продолжала атаковать, отвоевывая занятую радиоволну.
Меня одернула туземка: гневный лик ее – арабский месяц. Взгляд ее выдавал намерение продать мне в худшем случае что-нибудь на сувениры. Вместе с тем, в её бездонных черных как смоль глазах был крик души. Вдруг, в дальнем углу лавки послышался грубый мужской голос, и тут же из-за развешанных всюду деревянных амулетов, набредая на них, показался двухметровый Джен. Он выругал свою якшиню, и та пошла прочь. Затем он переключил свой гнев на меня и спросил, кто я и что мне нужно. От такого вида исполина я потерял дар речи: парень действительно был огромен, а его акульи скулы, казалось, раскрылись прямо над моей головой. Он покрывал меня гневным воплем – клинок с костяной ручкой на его волосатой груди болтался у самого моего лица. Джен резко переменился в лице и с оглядкой протянул мне свою львиную лапу, в которой находились маленькие матрёшки. Вручив их мне, он вновь повысил на меня голос и приказал уходить.
Едва я вышел с рыбного рынка, чтобы вернуться к Симону, как в окружении уже знакомой мне якшини навстречу мне выдвинулись люди, настроенные решительно. Она показывала на меня пальцем и что-то им говорила, а те ускорялись. Я попятился назад и свернул в какой-то переулок, по которому побежал без оглядки, пропахивая лицом развешанное всюду белье, от которого бегущие за мной головорезы тоже уворачивались. Я набежал на вольерную сетку с бушем, прогнул её под собственным весом и перемахнул через нее, порвав на себе одежду – покатился вниз в какую-то ложбину с плотной илистой взвесью, в которую, пролетев метров пять-шесть, врезался ногами и лицом. У меня не было догадки, почему я оказался в этих глубинных пещерных водах, накрывших меня с головой. Но еще глубже под собой я нащупал скользкие камни с бурлящим горячим потоком. Почему я не согласился с ними? Стал бы я сейчас бороться за свою жизнь?
Я стоял на том самом пирсе у самого его окончания. Стилус выскользнул из рук, сгинув в океане, мир приостановился, а закат сменился густотой томящих воспоминаний так и не начавшейся моей жизни. Песнь времён – точка сплетения миров, в которых мысли растворяются, разлетаясь птицами. Умеренная молодость больше не демонстрировала желания отметить свою колкость на мраморных плитах заблуждений, за ненадобностью. Мы живём, оттолкнувшись от надуманной зацепки, от которой впоследствии открещиваемся, ища веру по удобствам. Тот, кто всё это придумал – распорядился, чтобы больше не было моего силуэта ни на лопухах, ни на крапиве, а покидающий меня свет никогда не восходил с рассветом нового дня. Я только не помню, какого цвета были ее глаза…
Я ощущал, что жизнь ускользает от меня – не доведись мне хорошенько оттолкнуться от камней – ужас сковывает, пока тебя пытаются затащить в бездну, еще и тщательно прихлопнуть каменной плитой. Всей своей энергией и осознанием, что сейчас мой путь должен завершиться, я снова попытался оттолкнуться, но холод подступал. В мои волосы вцепилась чья-то рука, бурный прилив подхватил меня и вытолкал подъемной платформой обратно из котловины.
Не знаю, сколько я пробыл в ней, возвратившись на белый песок, на котором становится болезненно воспринимать все ушибы. Не пораньте свои локти, не порежьте свои стопы. Я здесь и буду болеть за вас. А в принципе мне наплевать. Пусть паук плетет дальше свою паутинку – меня кто-то хлопнул по плечу: ньямвези, они нашли меня – Симон-ветеринар, местный зоолог, добрейшей души человек – сидел рядом со мной на песке.
Сильно. Грустно.
Впечатлила взаимосвязь тех географических мест с заглавием серии. То есть, героя-рассказчик путешествует, находясь в командировке, перед нами очень красочные описания быта другой культуры, но всё это преподносятся как будто через око московской редакции, которая есть единственный мир (как в любом другом фильме/мультфильме/сериале, например, детективном, и даже если действие происходит не в полицейском участке, а где-нибудь ещё, то всё равно главной точкой, вокруг которой всё вращается, является тот замкнутый мир).
Прошу прощения за уход в сторону.
Описано грустно, потому что иронии и остроумия здесь нет практически совсем, тогда как здесь особенность составления текста состоит несколько в другом, в отличие от предыдущих текстов. Если в «Волк и заяц» это был отстранённый взгляд из бинокля, персонажи из которого затем были, наоборот увеличены до микрокосма в мировом масштабе, то здесь каждое описание напоминает прощание с жизнью – будто всё это воспринято предельно честным и незамутнённым глазом в последние отведённые дни, а вместе с ним и отчаяние самого героя. Мир продолжит своё странное и бессмысленное существование, в который помещены люди, но уже без него. Отсюда и минорная интонация.
Правда, иной раз казалось, будто повествование происходит во сне, как, например, эпизод со свиньёй на одиннадцатой странице (когда герой обнаружил её голову, прилипшую к его телу).
Иной раз казалось, что меня поглощает гипнотический реализм (что, отчасти, коррелируется с предыдущим абзацем), в котором неожиданно нашлось место для погони и экшена. К слову, понимаю, что эпизод с погоней имеет символический характер, а не только буквальный, но… не совсем понимаю, как герой оказался с пляжа на борту самолёта – такой скачок вызывает ощущение «проглоченного» действия, которое на сей раз довольно сложно оправдать авторской задумкой. Либо это ещё больше усиливает ощущение происходящего во сне. Словом, пунктирная неравномерность описания мест действия, когда одно из них прописано максимально подробно, а потом героя словно телепортировали в другое пространство – может всерьёз путать читателя. Да, такой лабиринт для читателя может быть задуман специально, но думаю, что не всегда это выглядит, скажем так, толератно по отношению к читательской аудитории.
Изложенных мыслей здесь тоже очень много – они дополняют предшествующее действие, но в этой работе они выглядят более логично. Или у меня уже есть привычка лучше понимать, почему это сделано именно так.
В репликах чувствуется огромная усталость, и мне следует дорасти или аналогично устать, чтобы постичь включённые диалоги и суметь дать им оценку. Либо, как вариант, это может быть единственной иронией, но на сей раз по отношению к читателю, который и не должен постичь всего «заговора» из дискуссии рассказчика и Вишванхарри. Более резонно сейчас могу только заметить литературный «косяк», который встречается практически у всех писателей прозаиков: когда речь автора практически не отличается от реплик персонажей. Это было заметно в других предыдущих работах, но здесь проступило, пожалуй, слишком отчётливо.
Отдельное браво за финал. Он стал апогеем и квинтэссенцией того впечатления, с которого и начался настоящий отзыв.
P.S.: в этом тексте засветились рыжие кудри.. в другом рассказе уже были рыжие кудри, которых постигла схожая печальная участь… spetsifikaciya11
spetsifikaciya11 Благодарю за глубочайшую оценку прочитанной истории. Признаться, даже если бы вы сказали, что рассказ никуда не годный, из ваших уст это бы звучало высоко. А теперь к делу:
«Сильно. Грустно» — значит есть попадание. История так и задумывалась, хотя в некоторой степени автор не церемонился — скатывался в открытую прозу, что не совсем привычно для мистики. Но именно мистика помогла мне связать воедино порядок происходящего. Были позаимствован и экшен и размышления, которые отразились в диалогах. Для иронии просто не оставалось места.
Теперь: как герой сразу с песка на пляже оказался на борту жужащего лайнера? Вопрос остался открытым и для меня. Думаю разрыв из-за того, что я попытался перенести героя на борт в том же растерянном,подавленном состоянии, в котором его жизнь оказалась на волоске. Возможно, чрезмерно постарался, а возможно и нет. Но здесь я вас понимаю и скорее послушаю вашего совета, и сделаю некую связку в виде, скажем: «на борту я очутился как — не помню». В общем подумаю.
Теперь про смешение реплик героя и слов автора — оно так и есть, практически стирает все границы восприятия поступающей информации: становится не важно, да и непринципиально от Вишванхарри или от кого-то другого происходит откровение. Главный герой пребывает под впечатлением и осознанием того, что визави — прав, поэтому даёт ему волю самовыражения, отводя ключевую роль в общей картине действия и обстоятельств. Но думаю взять более обтекаемую форму, чтобы сильно не смущать читателя, к тому же проводить тонкую грань, о которой вы говорите, пока только учусь.
Для передачи чувств и эмоций были выбраны мистика и местный колорит аборигенов. Чуть прозы, экшена — блюдо готово. «Усталость металла», если сравнивать с диалогами — тоже присутствует, возможно слишком решил зачерпнуть глубину размышлений. Сам себя всегда ругаю за это. Глубина — вторична, главное — техника. Тоже этому учусь.
«Кинг Сайз для свиной головы» выбивается из основного списка структуры «Москва.Редакция». Однако, теперь и вам и мне становится очевидно, что история на этом не закончена и что-то должно обязательно случиться, а вот что — это уже станет ясно совсем скоро.
И наконец:
«в этом тексте засветились рыжие кудри.. в другом рассказе уже были рыжие кудри, которых постигла схожая печальная участь…» —
Вы наверно имеете в виду начальника службы безопасности по имени Пилям. Возможно. Но скорее всего, это совпадение. К тому же, Пиляма злая участь не успела настигнуть — для этого у автора не было «манёвра».
Спасибо ещё раз за высокую отметку за работу, которая как и все остальные — находится в стадии подвижности, поэтому вы так благосклонны и участвуете в ее улучшении, чему я безгранично признателен и всегда готов к замечаниям. sluice
sluice Вот это да – ваша обратная связь больше оставленного отзыва) Благодарю за такое подробное разъяснение – возможно, вы заметили, что благодаря вашим ответам критики становится всё меньше (на основе предыдущих рассказов), а мой комментарий состоит скорее из общих наблюдений.
Буду теперь иметь в виду на будущее! Только не совсем соглашусь насчёт соотношения глубины и техники – на мой взгляд, в целом они 50/50, но в отдельных местах где-то превалирует первое, а где-то второе.
Рыжие кудрям был посвящен ваш рассказ «Хэллоуин». И в конце с героем случилось нечто схожее, что и с несчастным в «Кинг-сайз для свиной головы». Понимаю, что это совпадение, но всё равно непростое. spetsifikaciya11
Свинья нечистое животное.
Старый Ирвин Эллисон с этим образом удобно работать из авторских побуждений. sluice