Элизабет присела на пуф напротив туалетного столика и стала вглядываться в зеркало. За спиной, у изножья кровати, виднелся сундук с ее аккуратно разложенными платьями. У окна расположилось уютное кресло, в котором так хорошо читалось в свободные часы.

Там, в углу, около столика, стоял превосходный фикус, тенями своих толстых и мясистых листьев просачиваясь в ее боковое зрение. Словно говоря: «Я тоже здесь, не забудь обо мне». Элизабет никогда не забывала о фикусе. Днем он был словно большим и грозным хранителем ее комнаты, ночью просто громоздился темной грудой. А иногда, когда над Лондоном разворачивалась страшная буря, фикус казался ей каким-то чудовищем, выбравшимся из глубин Темзы. Но обычно в горшке от растения Элизабет хранила часть своих скромных сбережений.

Свет, и без того неяркий, тускнел по мере того, как она переводила взгляд с одного предмета на другой. А потом и вовсе погас, оставив после себя струйку дыма и запах гари.

— Керосин кончился.

Элизабет вздохнула и уже было собралась идти заправлять лампу, но передумала: еще нужно было накрыть на стол. Было жаль, что свет так быстро погас, не дав ей отдохнуть и сменить платье.

Мередит Купер как раз заканчивала с гарниром, когда дочь вошла на кухню. Квадратное лицо Элизабет выглядело грустным и уставшим. Темные круги, которые залегли под миндалевидными зелеными глазами, портили ее молочно-белую кожу.