Ее прервал стук в двери: вернулись мужчины, лишив Мередит возможности устроить допрос сегодня. Мать строго отправляла каждого из них мыть руки перед едой.

Ужин проходил, как всегда, весело. Каждому не терпелось рассказать свою новость или свежую сплетню. Но скоро пироги и соусы были съедены и наступило время отдыха от ежедневной рутины. Братья собрались и ушли в бар. Отец направился читать в гостиную, а им с матерью предстояло убрать со стола и вымыть посуду.

Джонатан Купер уже дремал в своем кресле, когда к нему подошла дочь. Обычно именно она отправляла уставшего отца спать. Сейчас от Элизабет пахло керосином, очевидно, она заправляла лампу. Она нервно мялась, переступая с ноги на ногу так, словно собиралась сказать что-то важное и не решалась.

— Что-то случилось, милая?

Элизабет закусила губу, обдумывая, как бы правильно подать информацию. Она весь вечер думала, но так и не смогла найти нужные слова. Сейчас или никогда. Лиз закрыла глаза и на одном дыхании выпалила:

— Отец, мне нужно чтобы вы заняли мне четыре гинеи. Мисс Хилл снова затребовала, чтобы у меня были новые платья. Моих сбережений не хватит.

Джонатан едва сдерживал смех. Сейчас его дочь как никогда была похожа на совенка с этими округлившимися от шока зелеными глазами и чуть крючковатым носом. Неужели она настолько боится его?

Естественно, мистер Купер не одобрял столь расточительной политики работодателей Элизабет. Но зато он всегда мог горделиво рассказывать, не кривя душой, как довольно состоятельные джентльмены просят его разрешения ухаживать за дочерью. И поэтому всякий раз давал ей денег на новые тряпки, считая это неким договором с своей совестью: чем больше у нее хорошей одежды, тем чаще Элизабет бывает в богатых домах. Чем чаше она бывает у богачей, тем больше шансов удачно выдать ее замуж.