— Мистер Ван Хельсинг!
Голос застал его уже на середине лестницы.
— Ночью в дом вломилась женщина и заперлась в комнате с ребенком. Я пыталась ее прогнать, но не смогла…
Больше он ничего не слышал. Напрочь забыв о сломанных ребрах, Абрахам вихрем понесся в детскую. Сколько бы он не говорил этой идиотке не открывать дверь — все напрасно. Что он скажет Лауре, если с сыном что-то случилось? Что он будет делать сам?
Ван Хельсинг замер в дверях. Лаура спала, прислонившись лбом к колыбели. Аккуратная прическа растрепалась и светлые волосы теперь закрывали лицо. Но Абрахам по памяти мог сказать, что, когда она спит, то слегка морщит свой несколько грубоватый прямой нос. Мог обвести ее точеный правильный овал лица. Знал, что ее, плотно поджатые днем, губы, во сне становятся более пухлыми.
Зачем она приехала? Они же договаривались, что не будут подвергать друг друга такому риску. И все же Ван Хельсинг был рад, что Лаура была здесь. Он был рад, что ночью пришла именно она, а не кто-то из тысяч монстров.
За окном загорался рассвет. Ей пора домой, если только она не хочет сцен от мужа. Корчась от боли, Абрахам подошел к Лауре и аккуратно потрепал ее за плечо:
— Моя дорогая, пора просыпаться.
И сразу же рухнул без чувств.
***
— Мэри, моя несравненная Мэри, — томно шептал на ухо девице Фицпатрик.
Сегодня он провел в своем пабе час. А потом, стараясь убрать с себя чудовищный запах лаванды, напоминавший о прошлом, сбежал в игорный дом. Отработанная схема не подвела и сегодня. В кармане приятно хрустели триста фунтов.
